Месть — штука тонкая
Шрифт:
— Я собрался воевать с человеком, который убил моего отца, — твёрдо сказал Егор. — Кто он, губернатор или не губернатор, мне без разницы. Мне на то мозги и даны, чтобы придумать, как его к ответу притянуть.
— Погоди, племянник, не кипятись, — сказал дядя Гарик. — Сгоряча такие вещи не делаются. Вот что я тебе хочу сказать. Если бы твой отец был жив, он бы вряд ли твои планы возмездия одобрил. Для него очень важно было, чтобы ты образование получил хорошее и в Россию не возвращался. Он об этом перед смертью мне говорил.
Дядя
— У меня за печкой двадцать тысяч долларов лежит, — сказал он, — отец твой оставил ещё до того, как я в запой впал, он приезжал ко мне. Говорил, если, мол, что со мной случится, деньги сыну отдашь. Больше, мол, оставить некому. Я ещё тогда над ним шутил, говорю, что рано, мол, ты помирать собрался. А он мне ничего не сказал, уехал. Так что деньги, чтобы улететь отсюда, у тебя есть. Купишь там, в Чикаго, квартиру или комнату, живи спокойно. Учиться дальше, правда, не получится. Работать пойдёшь. Что ж делать, раз так судьба повернулась.
Егор едва заметно улыбнулся и покачал головой.
— Нет, ДГ, никуда я не поеду, — решительно сказал он, — это похоже на бегство. А убегать и прятаться не в моем характере. Надо восстановить справедливость, и я это сделаю. Чтобы неповадно было им больше нагло и безнаказанно творить то, что взбредёт в голову.
— Поверь, Егор, у них все и везде повязано, — устав от спора с племянником, сказал дядя. — В этом городе губернатор Бобров царь и бог, а Москве до нас дела нет! Ты же не супермен какой-нибудь, не спецназовец, а обычный парень! У тебя вся жизнь впереди! Езжай в нормальную страну, получай образование и работай там. Думай теперь о себе, а не о какой-то мифической справедливости, которой не существует!
— Существует, дядя, и я это докажу! — по-мальчишески уверенно сказал Егор. — Иначе я себя уважать перестану! А ты что, ДГ, думаешь, на Западе лучше или справедливее? — спросил Егор. — Не тут-то было! Или думаешь, что я нормальную работу себе найду, приехав иммигрантом с двадцатью тысячами? Тоже ошибаешься! В Штатах сейчас любого ниггера или латиноса в сто раз охотнее на работу возьмут, чем меня! Кто я есть для коренных американцев? Ещё один пришлый русский белый! А значит, на его, белокожего янки, насиженное место претендую! Этого они допустить не могут и не допускают! Я туда ехать не хочу! Там, дядя Гарик, такие же кланы, как и здесь!
— Но жизнь там лучше, чем у нас, быт устроен, — продолжил настаивать дядя.
— Это разве главное? — спросил Егор. — Я русский, я здесь родился! Мне неустроенный быт в берлоге моего дяди-алкоголика в сто раз больше нравится, чем приторно пахнущая американская мечта в их картонных домиках.
— Я не алкоголик, — серьёзно обиделся дядя Гарик, — захочу, вообще пить не буду! Нельзя так с дядей разговаривать!
— Захоти и не пей, — попросил Егор. — Хотя бы пока я здесь, не пей. Ладно?
— Все, я больше не пью! — решительно сказал дядя и спрятал бутылку в холодильник. — И ты не обзывайся!
— Не буду! — пообещал Егор и добавил: — Я в Штаты не поеду, пока здесь не разберусь с этим кланом.
— Не дури, Егор, — ещё раз попросил дядя, — не делай глупостей! Истинно тебе говорю, кинешь в гору камень, назад получишь камнепад!
— Как ты складно заговорил, — удивился Егор, — как по писаному. Давай лучше спать, ДГ, утро вечера мудренее. А то у меня с этими часовыми поясами да перелетами голова кругом идет.
— Давай спать, — согласился дядя Гарик, — может, к утру твоя блажь и пройдет. В Америку вернешься…
— Не вернусь, — ответил Егор, умываясь из висящего на стене умывальника, — там расизм. Скоро негры на белых верхом сядут и поедут. Там мы с тобой — люди второго сорта. Нормальные мужики и тетки тоже люди второго сорта, а «голубею» и лесбиянки первого и диктуют остальным, как нужно жить. Поэтому мне Америка и не нравится.
— Значит, Родину любишь? — серьёзно спросил дядя Гарик.
— А куда денешься? — вытирая лицо, ответил Егор. — Родина, как мать, её не любить нельзя, даже если она хреновая и тебя самого не слишком обожает.
Улеглись спать. Дядя Гарик долго сопел и ворочался в своей кровати, а Егор заснул сразу же крепким сном здорового молодого человека.
На следующее утро Егор встал рано и застал дядю Гарика стоящим на кухне в одних трусах перед столом. Он с задумчивым видом держал в согнутой в локте руке полную рюмку водки. Окаменелый взгляд его был устремлен куда-то в параллельные миры.
— Ну, ДГ, ненадолго же тебя хватило, чтобы не пить, — заметил Егор.
— Скорбно мне, племянник, — ответил дядя Гарик, — ведь я так и не смог заснуть, всё думал, думал…
— О чём? — спросил Егор, подходя к умывальнику с зубной щеткой в руке.
— Живу я никчемно, все вокруг сволочи. Что делать?
— Ну, и что надумал, мыслитель? — спросил Егор, обнаружив, что вода в умывальнике закончилась.
Он огляделся вокруг, но увидел только пустое ведро, валяющееся под лавкой. Быт ДГ был крайне неустроен, но его это ничуть не тяготило.
— Здесь тебе не благополучная Америка, — усмехнулся дядя Гарик, увидев замешательство племянника, — а отсталая Россия. За водой нужно на колонку бежать.
Егор взял ведро, обулся и вышел на улицу. Вернувшись, он обнаружил, что дядя Гарик с рюмкой в руке своей позы не поменял. Егор налил воду в умывальник и стал шумно плескаться под ледяной струей, умываясь до пояса. ДГ громко вздохнул, с грохотом поставил рюмку на стол так, что она расплескалась, и молвил:
— Ты прав, племянник! Им нельзя прощать! Не будет подонкам дивидендов с нашей фабрики, я ее взорву! С землей сровняю!
Егор ко времени произнесения этой фразы уже умылся и активно растирался теплым махровым полотенцем. Похмельная решимость ДГ его лишь насмешила.