Месть — штука тонкая
Шрифт:
Клан, безукоризненно поддерживая крутость и авторитет «своих» ручных «паханов», подсаживал их на джипы, надевал на бычью шею золотые цепи в три пуда, дабы усилить их авторитет в глазах остальных маргиналов и всего рабочего народа. Другие способы вербовки и отбраковки в этот «кукольный театр» сходны с первым, поэтому описывать их подробно смысла не имеет.
Самым почетным уголовником области на время нашего повествования являлся некий Фофан, который якобы «держал шишку» среди братвы. Он носил на своем жирном пузе золотой крест величиной с тот, что был установлен на главном соборе города, ездил на бронированном «БМВ» в окружении смурных охранников, устраивал разборки, забивал стрелки,
Въедливый читатель закономерно задаст вопрос: «А почему этот Рябиновский играет в какие-то нелепые прятки? У нас демократия, все нации и сословия равны! Если он так могуч и умен, то почему бы ему самому не стать на место того же Боброва и в открытую управлять Фофаном?»
А-а, дорогой мой въедливый читатель, в этом-то и заключается мудрость клана. А вдруг в России опять власть переменится? Тогда придут люди в сером и спросят: «А кто это всю область разворовал, а? Ну-ка посмотрим мы по документам! Так, был у руля губернатор Бобров, потакал воровству и разгильдяйству, значит, он и виноват в том, что столько-то украдено, столько-то загублено!»
А Рябиновский чист, как струя младенца. Его подписи нет нигде, ни на каких документах, вся его могучая недвижимость на подставных людях числится. И не ухватить Рябиновского за вымя! Или, например, вдруг надумают сделать какую-нибудь независимую дружину против уголовников и начнут направо и налево бандитов месить? Укажет ли тогда Фофан на дохлого доктора наук? Нет, не укажет. Потому что он и не ведает совершенно своими глупыми мозгами, что руководит им не какой-нибудь паханюга в синих наколках со стальными зубами, а простой доктор наук из местной академии с ласковым прозвищем Ко-Ко.
Глава 3
Рябиновского отношения губернатора Боброва и фабриканта Андрея Никитина, естественно, тревожили, но не пугали. Он с рождения был созданием хитроумным и хорошо знал тот факт, что два человека, жизненная энергия одного из которых направлена на разрушение и воровство, а другого — на созидание и заботу о людях, ему подчиненных, не смогут долго быть вместе. Должен произойти момент разрыва, который Рябиновским с милой улыбкой на лице мягко подготавливался. И Бобров с Никитиным, слепо ведомые сатанинским талантом Рябиновского, и впрямь разрушались в пух и прах.
Однажды на очередной некруглый «юбилей» губернатора (ему исполнялось пятьдесят шесть лет) было, как обычно, приглашено множество народа изо всех регионов области и даже из самой Москвы. В этот день у центрального городского Дворца явились в длинный ряд служебные «Волги», новенькие ведомственные и личные иномарки гостей праздника. Вышколенные по такому случаю работники Дворца явились пред глазами гостей, как никогда, отутюженными и трезвыми. Одного лишь монтировщика сцены дядю Ваню специально в этот день не вызывали на работу, дабы он не испортил праздник, поскольку ни при каких обстоятельствах не мог обойтись без того, чтобы ежедневно к вечеру не напиваться в стельку. Большой торжественный концерт подготовили коллективы самодеятельности Дворца, а на «десерт» должна была выступить столичная знаменитость, специально приглашенная, дабы потешить самолюбие Боброва.
Концерт
Занавес открылся под торжественные фонограммные фанфары, и на сцену на негнущихся ногах вышли ведущие. Одна была в безвкусно сшитом по такому случаю новом блестящем платье, а другой — в потасканном фраке, вероятно, реквизированном еще у буржуев революционными матросами. Они начали по папке читать поочередно вехи жизни именинника, а зрители в зале делали вид, что им это интересно. После затянувшейся на час с лишним торжественной части с вручением ордена губернатору, одами в его честь и кадрами кинохроники начался концерт. Самодеятельность Дворца культуры, пользуясь случаем, пыжилась показать свои достижения, потому что Бобров не слишком-то часто жаловал подобные учреждения своими посещениями.
Но непривычный к такого рода развлечениям, Иван Петрович уже после выступления хора ветеранов с плохо слепленной песней «Мы славим тебя, губернатор», которая последовала за танцевальным прологом в исполнении детского танцевального ансамбля «Эксперимент», заскучал и широко зевнул. Вначале он развеселился, когда ведущий от волнения объявил не «Эксперимент», а «Экскремент», но, когда дети начали танцевать, опять заскучал.
Тем временем хор ветеранов допел здравицу в честь губернатора и решил «блеснуть» классикой в своем исполнении. Замахнулись аж на Глинку. Бобров в гимне в его честь еще кое-как простил хору огрехи в пении, но во втором произведении какофония голосов стала совершенно невыносимой и напоминала скрежет несмазанных дверных петель. Третья песня хора ветеранов последовала сразу после второй, тянувшейся по ощущениям минут сорок. Бобров вспотел и подозвал директора Дворца культуры. Тот сидел на краешке стула недалеко от кресел почетных гостей, как постовая собака Шарик, готовый сорваться с места по мановению пальца хозяина. Он не сводил испуганных глаз с губернатора и, когда тот глянул на него, согнутый, как знак вопроса, подполз к Боброву.
— Слышь, ты, как бишь тебя там, — обратился губернатор к директору Дворца культуры.
— Евментий Ваганович, — робко напомнил своё имя директор.
Но губернатор его не услышал.
— Слышь ты, как тебя там, что это за ерунда? — спросил Иван Петрович. — Это что за хор туберкулезного отделения психбольницы?
Надо отдать должное губернатору — хор и правда пел нестройно. Сказывались волнение от оказанной им чести и почтенный возраст исполнителей. Окружение губернатора громко и весело рассмеялось его шутке, что еще больше сбило хористов.
— Это ветераны войны и труда, — испуганно ответил Евментий Ваганович, — лауреаты областного конкурса…
— Ты что, недоделанный, телевизор не смотришь? — грозным шепотом вогнал директора в состояние комы губернатор. — Сначала какие-то кривые топотушки показал, теперь этих мастодонтов выставил! Сдаётся мне, пора тебя на пенсию отправить!
При этих словах Евментий Ваганович, который был ровесником губернатора, потерял дар речи. Он так старался угодить, что готов был сам лечь в приемной вместо коврика, и вот получил результат, прямо противоположный своим стараниям. А ведь еще хотел, дурак, аппаратуру новую попросить к юбилею Дворца. Теперь как бы и впрямь пинком под зад не выгнали.