Месть Владигора
Шрифт:
Воин, стоявший ближе всех к Грунлафу, вглядевшись в темноту, сказал:
— Княже, а что ж это такое?.. Будто глаза у них горят… Уж не песеголовцев ли они набрали? Тогда худо будет! Вот, может быть, о каком оружии бают…
Грунлаф, сам заметивший непонятные огни, железной хваткой стиснул запястье воина. Тот даже вскрикнул тихонько:
— Ой, княже…
Грунлаф прошептал:
— Еще слово — и проткну кинжалом! Не песеголовцы это — люди. С новым оружием сюда идут. — И вдруг закричал так, чтобы все услышали: — Огненными стрелами стреляйте по бочкам! Да скорее, скорее!
Мигом
— Это головы песеголовцев! — прокричали сразу несколько голосов. Видно, слух об участии в войске Владигора нечисти проник в сознание ратников и мелких дружинников.
— Ах, с нами сила Перунова!
— Не спасемся от нечисти!
— Бежать, поскорее бежать!
Но кувшины с зельем, крутящиеся в полете вместе с зажженными фитилями, несли борейцам не только страх, но и смерть. Одни лопались над их головами, осыпая людей смертоносным железом, другие, ударяясь о землю, разрывали своими осколками их кожаные или матерчатые, обшитые железными пластинками латы. Воинам некуда было бежать: ворота заперты, а воеводы приказывают стрелять и стрелять.
А после того как закончили взрываться головы «песеголовцев», те, кто уцелел, увидели, что на расстоянии в сто шагов от них появилось множество чьих-то горящих глаз, потом не меньше пяти сотен пастей изрыгнули огонь, и отовсюду послышались стоны смертельно раненных борейцев. Грунлаф, тоже раненый, метался среди корчившихся от боли воинов, размахивал мечом и призывал их пойти в атаку на «песеголовцев». Теперь он был уверен, что Владигору в этой победе помогла нечистая сила.
5. Пленяли чужеземца
В тот вечер вожди вывели под стены Ладора не меньше двухсот воинов, из которых уцелели лишь единицы. Владигор не стал отдавать приказ своим воинам добивать борейцев, ему было довольно того, что устрашил он Своим оружием Грунлафа и вождей-союзников. Крас, однако, уговаривал Владигора:
— Ван, только жестокость на войне и может довести ее по победного конца! Добей борейцев! Слышишь, как они стонут у стен?
— Я бы дорезал их, мне борейцев не жаль, но на это не пойдут мои воины. Они будут презирать меня!
Крас хотел было сказать, что будущему императору не пристало прислушиваться к мнению народа, но он промолчал, будучи удовлетворен уже и тем, что сердце Владигора стало и без того достаточно жестоким.
А в ладорском дворце в ту ночь царила паника. Мало кто из вождей верил Путиславе, когда она говорила о столь разрушительном, губительном действии оружия Владигора. Думали, что увидят что-то вроде больших зажигательных стрел. Но все оказалось куда страшнее. Гилун, Старко и Пересей уже жалели о том, что не покинули Ладор еще до подхода к нему Владигора, теперь же, когда все, включая и Путиславу, собрались в одной из парадных горниц, они набросились на Грунлафа, обвиняя его в том, что оказались запертыми в городе, точно овцы в загоне.
Грунлаф выслушал обвинения молча, но со сжатыми на коленях кулаками. Не сами ли союзники хотели пожить в Ладоре подольше, чтобы вычистить город, унести из него все, что можно было унести? Теперь же он один оказался виноватым.
— Замолкните теперь! — крикнул он властно, наслушавшись брани князей. — Ваши упреки не помогут делу!
— А что же нам теперь поможет?! — воздел руки к потолку Гилун. — Может, высушим на печках свое дерьмо и оно начнет взрываться, подобно зелью Владигора?
— Нет, я знаю другой способ, — спокойно возразил Грунлаф. — Нам нужен тот, кто научил Владигора делать это зелье. Путислава утверждает, что Крас, поменявший внешность, помогает нашему врагу. Но почему он это делает, я не понимаю…
— А если не понимаешь, то как же ты хочешь вновь заполучить Краса в свои помощники? — подскочил к Грунлафу Старко. — Серебро ему посулишь? Или звание советника? Нет, он больше не придет к тебе! Может быть, ты задумал тайно связать его, уволочь в Ладор и под пытками добиться у него тайны изготовления зелья?
Да, Грунлаф уже размышлял о том, каким способом можно переманить Краса на свою сторону. Тогда борейцы добились бы если не победы, то по крайней мере равенства в силе. Но чем привлечь Краса, Грунлаф никак не мог придумать.
— Князь игов молчит! — вступила в разговор Путислава. — Он не знает, как вернуть себе и вам расположение Краса! Ну а я знаю! Я, женщина, предавшая жестокого князя, казнившего моего мужа по наущению чародея, уговорю его прийти к вам. И я знаю, чем обольстить его, потому что догадалась, чего хотел Крас от Владигора!
Вожди молчалиI Им было стыдно, что не сумели они предложить ничего путного. Какой позор — женщина оказалась умнее их! Однако желание спастись перевесило чувство стыда, и Грунлаф сказал:
— Ну, раз уж заикнулась… так говори, жена. Верю искренне тебе, что Владигора не любишь ты, как и мы…
Путислава рванула с головы убрус — рассыпались по плечам ее густые волосы цвета спелой пшеницы.
— Не телом своим я чародея обольстить хочу — бестелесный он! Нет, убедить собралась, что ты, Грунлаф, лучше Владигора!
Грунлаф улыбнулся:
— Княгиня, разве ж можно такою мыслью привлечь лиходея Краса?
— Можно, еще как можно, княже! Сердцем я своим бабьим догадалась, чего хочет от Владигора Крас!
— Ну, так чего же?
— Чего? Да унизить его благородство! Ему только и надобно того. Вижу, что злей, коварней, жестче стал Владигор — а Красу это и в радость. Прежде ты таким был, прости уж меня за прямоту. Теперь вы как бы местами поменялись. Поймаю я чародея, как ловят на личинок красноперку. Отпустите меня в лагерь синегорцев, и привлеку я Краса в Ладор, сегодняшней ночью привлеку!
Ни Гилуну, ни Старко, ни Пересею слова Путиславы не показались убедительными. Бабьей глупой шалью они их сочли и руками замахали — дескать, от сей нелепицы только головы наши заболели. Но, подумав, сказали: «А пусть себе идет. Нам-то, что ли, худо будет от такой проказы бабы молодой?»