Месть женщины среднего возраста
Шрифт:
– Я сейчас очень занята, – торопливо проговорила подруга. – Таймон затягивает петлю. У нас нет ни минутки свободной. Думаю, тебе интересно узнать, как дела у Минти? – Что ж, мне действительно было интересно. – Еще рано говорить. – Мэйв была начеку. – Послушай, я бы с радостью с тобой пообедала… как-нибудь, но сейчас я так занята, что не могу строить планы. В единственный свободный день в ближайшем будущем я уже записалась к парикмахеру и не могу не пойти – надо закрасить седину. – Она коротко рассмеялась. – Не могу позволить, чтобы все видели мои седые волосы. Но, Роуз, не забывай меня.
Я надела старый
Слегка задыхаясь, с урчащим животом, как частенько бывало в последнее время, я прогулялась по парку, то и дело останавливаясь от слабости, и нырнула в дверь церкви Святой Бенедикты.
Нефы были пусты, но недавно здесь закончилось венчанье или крестины: у купели и алтаря стояли вазы с белыми лилиями, и крошечные букетики украшали торец каждого ряда. Горела лишь одна свеча у статуи Мадонны, розовая краска которой блестела, словно грим стареющей актрисы.
Я не понимала, зачем я здесь, не понимала, что надеюсь найти.
Я взяла свечу, зажгла ее и поставила в кованый подсвечник.
Как я сумею это пережить? Может, я обманывалась, считая, что когда трудные времена наступят, я смогу справиться? Теперь, в этой ситуации, у меня не было ни требуемых сил, ни мужества. Как бы я ни пыталась храбриться, у меня ничего не выходило.
Свеча затрепетала, вспыхнула, но продолжала гореть.
Когда она оплавилась наполовину, я поднялась, смахнула капли с плаща и направилась к двери. Как обычно, на столике в беспорядке валялись книги песнопений и памфлеты. Вряд ли кто-то станет возражать, если я сложу их аккуратной стопочкой.
Глава 12
– Тебе это ни к чему, – провозгласила Ианта, когда я сообщила, что собираюсь учиться в Оксфорде. Она выпятила губы, глаза потемнели от недовольства, как часто случалось, когда я росла и становилась более независимой. Мама почуяла, что я рвусь к свободе. Оксфорд представлял собой более серьезную, осуществимую угрозу, чем мечты о путешествиях в джунглях и пустынях Патагонии. – Тебе нечего там делать, – повторила она. – К тому же, это не для девушек, что бы ни говорил тебе мистер Роллинсон. – Она задумалась. – Не стоит ему вбивать всякие мысли тебе в голову. Таких людей, как мы, туда не берут.
– Он специально со мной занимается. Считает, что я способная.
– Как же, так тебя там и ждут!
В ту минуту я ненавидела свою мать, которая, как всегда, мастерски поддела ножом мое неуверенное эго и разнесла его в прах. Но я выстояла.
– Увидишь, – ответила я.
Мне было восемнадцать, уже почти девятнадцать. В первый день семестра, в первый год обучения Ианта проводила меня на такси, и по ошибке мы оказались у церкви Христа, а не у колледжа Святой Хильды. У входа Ианта окинула взглядом анфиладу двориков и внушающее доверие здание и бросила на землю дешевый чемодан.
– Здесь попрощаемся, – сказала она. – Дальше пойдешь одна. Так будет лучше.
Целуя ее, я ощутила соленый вкус слез и легкий, едва уловимый аромат лавандовой туалетной воды. Ианта порывисто обняла меня. Потом оттолкнула.
– Иди, – проговорила она. – Радуйся своей новой жизни.
Что
– Господи Иисусе. Я ее убил.
По словам Мазарин, именно так отреагировал Хэл Торн, когда месяцем позже сбил меня с велосипеда на улице, когда я ехала на велосипеде.
Еще она рассказала, что Хэл вел себя безупречно: бережно уложил меня, вызвал полицию, приказал Мазарин, которая ехала вместе с ним, записать имена всех свидетелей. Его действия были полны героизма, и он это понимал. Последние слова Мазарин произнесла с присущим ей легким оттенком иронии.
Водителем Хэл был паршивым, но все же не таким плохим, чтобы задавить меня насмерть. Я не видела, как его белый фургон подкрался сзади, не слышала скрипа тормозов, но меня до сих пор преследует воспоминание о том, как перед падением я выставила руки, чтобы защититься.
Было еще одно воспоминание… о том, как Хэл сидел рядом с каталкой и скручивал мои чулки в клубок, а низкое осеннее солнце светило сквозь окна и высвечивало нимб вокруг его головы. Память сообщила мне, что он положил чулки рядом с аккуратно сложенными страничками моего эссе по Донну [9] и велосипедными фарами, которые почти не пострадали.
Прошлое и настоящее беспомощно завертелись в моем сотрясенном мозгу, и мне представилось, будто я снова в Риме, в скверике на виа Элизабетта… Странный светловолосый парень, столь заботливо приводивший мои вещи в порядок, моему обманчивому видению казался столь же идеальным, что и каменный юноша, хранитель фонтана Барберини.
9
Джон Донн (1572–1631) – знаменитый английский поэт-метафизик XVII века.
Должно быть, я шевельнулась, и мои ушибленные кости хрустнули. Я застонала, и он вздернул голову:
– Привет. – Парень наклонился и нежно взял мою руку, будто знал, как обращаться с людьми, которые испытывают боль. – Меня надо пристрелить. Это я виноват, и к сожалению, вашему велосипеду уже ничто не поможет. Да и вы чудом уцелели.
Я заметила, что у него американский акцент, и нахмурилась. Это было ошибкой, потому что хмуриться было больно. Я захныкала, и незнакомец поспешил меня утешить:
– На голове у вас порез, но слава богу, он скрыт под волосами, и полно ушибов. Но рентген показал, что переломов нет. – У него была умная, уверенная и загадочная улыбка. – Я не разрушил вашей красоты: этого я бы в жизни себе не простил.
Все еще находясь в полубессознательном состоянии, я больше беспокоилась о том, что чуть не умерла, чем о разрушении своей возможной красоты.
– Вы ангел? – Я хотела проверить, не обращается ли ко мне ангел, прежде чем отправить меня в преисподнюю.