Месть
Шрифт:
Макрон хмыкнул: - Вероятно, пытается угодить этим скользким вольноотпущенникам Клавдия.
Корницен подошел к оптиону и его подопечному.
– Опусти оружие и прекрати тренировки, Паво, - рявкнул он.
Макрон сердито посмотрел на ланисту с едва скрываемым презрением. - Ты прерываешь нашу тренировку.
Корницен некоторое время смотрел на него: - Ты для меня никто, оптион. И я прерву твои занятия, когда захочу. Особенно, когда член Императорского Двора хочет с вами поговорить.
– Мурена, - подумал Паво, вздрогнув при воспоминании о помощнике.
– А я бы хотел получить сирийский пирог и кувшин хорошего фалернского, но мы не всегда получаем то, что хотим, не так ли?
– бойко ответил Макрон, рукой отмахнувшись от Корницена.
– Чего бы Мурена ни захотел, ему придется подождать, пока мы не прервемся на отдых.
Ланиста прочистил горло: - Тренировка на сегодня окончена, оптион. Немедленно явитесь в Императорский Дворец.
– Но мы должны тренироваться! - запротестовал Паво.
– Это не моя проблема, - усмехнулся Корницен.
– Честно говоря, чем раньше Гермес сделает из тебе отбивную, тем лучше. От тебя одни неприятности с тех пор, как ты ступил в наш лудус. Это место для настоящих Чемпионов, таких как Гермес. А не для спорщиков , которые не могут держать свои проклятые рты на замке.
Паво какое-то время смотрел на него, прежде чем Макрон схватил его за руку и повел за ланистой, который торопливо шел к воротам в противоположном конце лудуса. Они пронеслись мимо других гладиаторов, тренирующихся у двух дюжинах палусов, расположенных севернее. Гермес ненадолго перестал атаковать свой палус и мрачно взглянул в их сторону. Корницен приказал Гермесу и Паво тренироваться отдельно, явно опасаясь повторения драки за пределами Большого Цирка. Держать их порознь было, по крайней мере, выполнимо, поскольку Гермес был вольноотпущенником-гладиатором, и его не требовалось размещать в имперском лудусе. Паво узнал от одного из бойцов лудуса, что Гермесу предоставили в пользование роскошную виллу за городскими стенами. Вилла принадлежала старшему магистрату, позаботившемуся о нуждах ценного гладиатора, очевидно, ищущего благосклонности Императора, .
Корницен приказал стражникам открыть ворота лудуса, и Макрон с Паво вышли на Фламиниеву Дорогу. Ворота захлопнулись за ними. Сторожевые башни по обеим сторонам отбрасывали длинные тени на каменные плиты, когда солнце полностью взошло. Солнечные лучи пробивались сквозь густое облако, отбрасывая золотые полосы света на богато украшенные фасады храмов, расположенных на склонах Капитолийского холма к югу.
– Что теперь Мурена хочет от нас? - закипел Паво.
Макрон бросил взгляд на Паво: - Откуда, побери их всех химера, я должен это знать? Что бы это ни было, я могу обещать тебе одно, парень. Вряд ли это будет хорошая новость.
Паво подавил свое беспокойство, пока они шли по Фламиниевой Дороге. Лудус был построен в тени Арены. Наверное, подумал Паво, для того, чтобы организаторы Игр могли удобно проводить гладиаторов и осужденных из камер на Арену с меньшим риском побега. Мухи жужжали вокруг двух мужчин, когда горстка служителей тащили изуродованный труп кабана на обочину улицы. Рядом с вепрем грудой лежало несколько тел других животных, их бока были начисто ободраны голодающими римскими гражданами, отчаянно нуждавшимися в кусочке мяса. Пока двое мужчин направлялись к Императорскому Дворцу, мысли Паво постоянно возвращались к сцене его представления в Императорской ложе.
“Ты заплатишь за это, - предупредил Мурена Паво. - Я позабочусь об этом”.
Мышцы его шеи напряглись, когда ему пришло в голову, что помощник вызвал их во Дворец, чтобы отомстить. Он и Макрон были бы не первыми римскими гражданами, исчезнувшими во время правления императора Клавдия, и Паво смутно понимал, что Мурена сделает все, чтобы помешать его борьбе с Гермесом. На мгновение ему захотелось вместо этого сразиться на Арене с Муреной и Палласом. Их смерть доставила бы ему почти такое же удовольствие, как месть Гермесу.
Он последовал за Макроном по одному из многочисленных переулков, ведущих от главных улиц. Перед ними стояли кованые ворота перед Дворцом, а за ними виднелись впечатляющие мраморные ступени. У входа дежурила охрана. Макрон подошел к воротам, опередив Паво, и назвал свое имя; охранники быстро кивнули и махнули обоим мужчинам. Слуга проводил их вверх по мраморным ступеням. Они поднялись еще на четыре лестничных пролета, прежде чем направились в широкий коридор с замысловатой мозаикой на полу. В одном углу за столом сидел писарь и что-то записывал стилусов на восковой табличке. При звуке их шагов он оторвался от планшета и кивнул на дверь в дальнем конце коридора.
– Он ждет вас, - резко сказал он.
Слуга открыл дверь и впустил Макрона и Паво внутрь. Затем он повернулся и ушел по коридору, оставив оптиона и молодого гладиатора созерцать великолепие кабинета. Высокое окно выходило на Форум. Шкуры животных улавливали тепло, поднимавшееся от гипокаустового пола, согревая онемевшие ноги Паво. Посреди комнаты стоял большой дубовый стол, заваленный свитками и восковыми табличками. Мурена встал со стула за столом и с улыбкой поприветствовал гостей, его зубы блеснули, как мрамор, в солнечном свете, струящемся через окно.
– Приветствую, Макрон, - величественно объявил он.
– Ты ведь раньше никогда не был в кабинете Имперского секретаря?
– Боги до сих пор избавляли меня от этого удовольствия. – Оптион окинул взглядом мебель и хмыкнул.
– Именно здесь вы с Палласом решаете государственные задачи и замышляете козни против своих врагов, не так ли?
Мурена слабо рассмеялся и перевел взгляд на Паво, Его тонкие губы скривились в уголках, а его глазах блестели, когда он изучал гладиатора: - Ты хорошо выглядишь, молодой человек.
– Что тебе от нас нужно? - Макрон сплюнул, а его грудь раздулась от ярости.
– Так не приветствуют друзей, - с фальшивой сердечностью ответил Мурена, спокойно сложив руки за спиной. - В самом деле, Макрон, твои манеры довольно грубые, даже для солдат легиона. Неудивительно, что повышение до центуриона оказалось таким долгим. Похоже, тебе не хватает необходимых политических навыков.
Макрон каменным взором посмотрел на помощника: - К химерам твою политику. Я солдат, а не гребаный сенатор.