Место назначения неизвестно
Шрифт:
— А вы ей не верите?
— У меня есть большой недостаток: я никогда никому не верю.
— Хорошо, — медленно произнес Уортон. — Думаю, нужно собрать о ней побольше сведений. Что она из себя представляет?
— Совершенно обычная женщина, какую можно встретить каждый день за партией в бридж.
Уортон понимающе кивнул:
— Это еще более все усложняет.
— Она сейчас здесь, ждет встречи со мной. Будем опять все ворошить с самого начала.
— Ничего другого не остается, — согласился Уортон. — Хотя лично я не могу этим заниматься. Просто не хватает терпения. — Он поднялся. —
— К сожалению. Вы можете устроить тщательную проверку донесения из Осло. Оно вселяет надежду.
Уортон кивнул и вышел из кабинета. Оставшийся поднял трубку и сказал:
— Я приму миссис Беттертон сейчас. Просите.
Он сидел, уставившись в пространство перед собой, пока не раздался стук в дверь и в кабинет не вошла миссис Беттертон. Это была высокая женщина лет двадцати семи. Самым отличительным признаком была пышная шапка огненно-рыжих волос. Под их великолепием лицо казалось каким-то незначительным. У нее были сине-зеленые глаза и светлые ресницы, которые так часто сопутствуют рыжим волосам. Он заметил, что на ней совсем не было косметики. И размышлял над значением этого, пока здоровался с вошедшей и приглашал поудобнее устраиваться в кресле около стола. Отсутствие косметики склонило его к мысли, что мисс Беттертон в действительности знает больше, чем говорит.
Исходя из опыта, он знал, что женщины, перенесшие большое горе и волнения, редко пренебрегают косметикой. Осознавая, какое разрушительное воздействие оказывает горе на их внешний вид, они делают все возможное, чтобы свести такое воздействие до минимума. Подумалось, что, может быть, миссис Беттертон намеренно воздержалась от применения косметики с целью более убедительно сыграть роль убитой горем жены. Она сказала, почти выдохнула:
— О, мистер Джессоп, я так надеюсь… Есть какие-нибудь новости?
Он покачал головой и тихо произнес:
— Мне очень жаль, что я вызвал вас, миссис Беттертон, у нас нет никаких определенных известий.
Оливия Беттертон быстро сказала:
— Я знаю. Вы так и написали в своем письме. Но я подумала, что, может быть, с тех пор… ох! Я рада вашему вызову. Сидеть дома, размышляя и задавая себе вопросы… Это самое ужасное! Потому что не в состоянии ни на что повлиять.
Хозяина кабинета звали Джессоп. Он мягко произнес:
— Вы не будете возражать, миссис Беттертон, если мы еще раз обсудим с вами все с самого начала? Я опять буду задавать те же вопросы, подчеркивать те же моменты. Понимаете, всегда есть вероятность того, что может всплыть какой-то маленький штришок. Что-нибудь, о чем вы раньше не задумывались или считали не стоящим упоминания.
— Понимаю. Спрашивайте!
— В последний раз вы видели своего мужа 23 августа?
— Да.
— Когда он уезжал из Англии в Париж на конференцию?
— Да.
— Он присутствовал на конференции первые два дня. На третий не появился. В разговоре с одним из своих коллег он упомянул, что ему захотелось совершить экскурсию на bateau mouche [1] .
— На bateau mouche? Что такое bateau mouche?
Джессоп улыбнулся:
— Маленькие лодочки, на которых катаются по Сене. — И резко взглянул на нее. — Это не похоже на вашего мужа?
1
Речной трамвай. (Здесь и далее пер. с фр.).
Она в сомнении ответила:
— В общем, да. Мне казалось, он был очень заинтересован в том, что будет происходить на конференции.
— Возможно. Хотя тема обсуждения именно в этот день была вне круга его специальных интересов, поэтому вполне объяснимо, что он мог устроить себе выходной. И все же вам кажется, что это не характерно для вашего супруга?
Она покачала головой.
— Вечером ваш супруг не вернулся в гостиницу, — продолжал Джессоп. — Насколько мы могли установить, он не пересек ни одну из границ, по крайней мере по своему паспорту. Вы не думаете, что у него мог быть второй паспорт на другое имя?
— О нет, зачем он ему?!
Джессоп пристально наблюдал за ней.
— Вы никогда не видели у него другого паспорта?
Она энергично замотала головой:
— Нет, не верю. Я не верю в это ни на минуту. Я не верю в преднамеренный побег, как вы все тут хотите представить. Что-то случилось с ним! Может быть… может, он потерял память.
— Его здоровье было в порядке?
— Да. Он очень много работал и иногда чувствовал себя уставшим, но не более того.
— Супруг не казался вам чем-то озабоченным или угнетенным?
— Он абсолютно ничем не был ни озабочен, ни угнетен! — Трясущимися пальцами она открыла сумочку и достала носовой платок. — Все это так ужасно! — Ее голос дрожал. — Я не могу поверить! Он никогда и никуда не уходил, не предупредив меня. С ним что-то случилось. Его похитили или, может быть, напали и убили? Я стараюсь не думать о плохом, но иногда мне кажется, что это так. Он, должно быть, уже мертв.
— О, прошу вас, миссис Беттертон, прошу вас… не стоит нам сейчас развивать эту гипотезу. Если бы он был мертв, его тело уже обнаружили бы.
— Не обязательно. Случаются ужасные вещи. Его могли утопить или сбросить в канализацию… Я уверена, что в Париже всякое может случиться!
— В Париже, смею вас уверить, миссис Беттертон, очень опытная полиция.
Она отняла платок от глаз и посмотрела на него с внезапной злостью.
— Знаю, о чем вы думаете, но это неправда! Том не стал бы продавать или выдавать тайны! Он не был коммунистом. Вся его жизнь — открытая книга!
— Каковы были его политические убеждения, миссис Беттертон?
— В Америке, мне кажется, он был демократом. Здесь он голосовал за лейбористов. Он не интересовался политикой. Он был ученым от начала до конца. — И вызывающе добавила: — Блестящим ученым!
— Да, — согласился Джессоп, — он был блестящим ученым. В том-то и загадка. Видите ли, ему могли предложить какие-нибудь значительные стимулы для того, чтобы покинуть нашу страну и отправиться куда угодно.
— Неправда! — в ее голосе опять зазвучала злость. — Это вы и стараетесь доказать своими бумагами. Об этом только и думаете, когда расспрашиваете меня… Неправда! Он бы никогда не сбежал, не сказав мне ничего, не намекнув ни на что!