Место назначения неизвестно
Шрифт:
— Но я, конечно же, знаю все это? Да, знаю, миссис Беттертон. Ваш муж удивился, увидев его?
— Очень удивился.
— Был ли рад?
— Да… думаю, что да.
— Но вы не уверены?
— Ну… этот человек не очень интересовал Тома, по крайней мере муж так сказал мне потом! Вот и все.
— Это была случайная встреча? Они не договаривались, чтобы встретиться еще раз?
— Случайная и неожиданная! Больше я ничего не знаю.
— Третьим контактером из-за границы была женщина, миссис Кэрол Спидер, также из Штатов.
— Мне кажется, она выполняла какую-то работу по линии ООН. Кэрол была знакома с Томом по Америке и позвонила ему уже из Лондона, чтобы сообщить, что она здесь, и спросить, не приедем ли мы как-нибудь пообедать вместе.
— И вы поехали?
— Нет.
— Вы — нет, а ваш муж поехал!
— Что?! — Она в недоумении уставилась на него.
— Он не сказал вам об этом?
— Нет.
Оливия Беттертон выглядела озадаченной и смущенной. Джессопу стало ее жалко, но он не позволил развиться этому чувству и впервые за все время подумал, что, возможно, что-то нащупал.
— Я не могу представить, — нерешительно сказала она. — Мне кажется очень странным, что он ничего не сказал мне об этом.
— Они обедали вместе в Дорсете, где жила миссис Спидер, в среду, 12 августа.
— 12 августа?
— Да.
— Он действительно тогда ездил в Лондон… Но ничего не сказал… — Она замолчала и затем резко спросила: — Какая она?
Ответ последовал быстро и ободряюще:
— Вовсе не очаровательная, миссис Беттертон. Служащая тридцати с лишним лет, даже не привлекательная. Нет ни малейших оснований подозревать ее в интимной связи с вашим мужем. Как раз поэтому и странно, что он не сказал вам ничего об их встрече.
— Да, да!
— Теперь подумайте как следует, миссис Беттертон. Вы не заметили никаких изменений в поведении вашего мужа, скажем, в середине августа? Приблизительно за неделю до конференции.
— Нет… И нечего было замечать.
Джессоп глубоко вздохнул.
На столе тихо зажужжал телефон. Он поднял трубку:
— Да?
Голос на другом конце провода произнес:
— Здесь человек, который хочет поговорить с кем-нибудь, кто занимается делом Беттертона, сэр.
— Как его имя?
На другом конце провода раздался осторожный кашель.
— Не совсем уверен, как оно произносится, мистер Джессоп. Может быть, я лучше скажу его по буквам?
— Хорошо. Говорите.
Он быстро записал в блокнот буквы, которые называли ему по телефону.
— Поляк? — спросил он, закончив.
— Он не сказал, сэр. По-английски говорит свободно, но с легким акцентом.
— Попросите его подождать.
— Слушаюсь, сэр.
Джессоп положил трубку. Затем посмотрел через стол на Оливию Беттертон. Она сидела совершенно тихо, с обезоруживающим, безмятежным спокойствием. Он вырвал из своего блокнота листок с именем, которое только что записал, и подтолкнул ей через стол.
— Знаете кого-нибудь с такой
Она взглянула на листок, и ее глаза расширились. На какое-то мгновение он решил, что она напугана.
— Да, — ответила она. — Да, знаю. Он писал мне.
— Когда?
— Вчера. Он двоюродный брат первой жены Тома. И только что приехал в Англию. Он очень заинтересован исчезновением Тома. В своем письме спрашивал, не известно ли мне что-нибудь новое, и… и выражал искреннее сочувствие.
— До письма вы о нем что-либо слышали?
Она покачала головой.
— Ваш муж когда-нибудь говорил о нем?
— Нет.
— То есть в действительности он может и не быть двоюродным братом первой жены вашего мужа?
— Ну… Думаю, такое невозможно. Я никогда не задумывалась над этим. — Она выглядела встревоженной. — Но первая жена Тома была иностранкой. Она была дочерью профессора Маннгейма. Из письма видно, что этот человек, похоже, знает все о ней и Томе. Письмо было очень правильное, официальное и, знаете, какое-то иностранное. И тем не менее казалось искренним. Хотя какой смысл писать, если не быть искренним?
— Об этом-то мы всегда и спрашиваем себя… — Джессоп слабо улыбнулся. — Мы занимаемся здесь этим так часто, что начинаем обращать внимание на малейшие несоответствия.
— Ничего удивительного. — Она внезапно вздрогнула. — Эта ваша комната в середине лабиринта коридоров, из которой никогда не выбраться, как бывает в кошмарном сне…
— Она может вызвать ощущение боязни замкнутого пространства, — сказал, улыбаясь, Джессоп.
Оливия Беттертон подняла руку и отбросила прядь волос со лба.
— Поверьте, я не могу больше этого выносить, — сказала она. — Просто сидеть и ждать. Хочу уехать куда-нибудь для перемены обстановки. За границу, например. Куда-нибудь, где журналисты не будут постоянно звонить мне по телефону и люди не будут на меня оглядываться. Встречаю друзей, и они меня расспрашивают, узнала ли я что-нибудь новое. — Она помолчала, потом продолжила: — Мне кажется… мне кажется, я на грани нервного расстройства. Стараюсь держать себя в руках, но все слишком тяжело для меня. И мой врач говорит, что мне нужно прямо сейчас отправиться куда-нибудь на три-четыре недели. У меня есть его письмо. Я покажу. — Она пошарила у себя в сумочке, достала из нее конверт и передала его через стол Джессопу: — Почитайте, что он пишет.
Джессоп вынул из конверта письмо и прочел его.
— Да, — проговорил он, — с врачом не поспоришь.
И вложил письмо обратно в конверт.
— Так… так мне можно будет уехать? — Ее глаза нервно следили за ним.
— Конечно, миссис Беттертон, — ответил он и приподнял брови. — Почему бы и нет?
— Думала, вы можете быть против.
— Против? Почему? Это ваше личное дело. Только сделайте так, чтобы я мог связаться с вами и сообщить, если у нас появятся какие-нибудь новости.