Место под солнцем
Шрифт:
Они встретились у лифта. Лотта вышла из него в тот момент, когда Анника собралась в него войти.
– Великобритания не входит в Шенгенскую зону, – сказала Анника. – Надо иметь с собой паспорт. Мы выезжаем через полчаса.
Двери лифта закрылись, и Анника нажала кнопку четвертого этажа.
Она приняла душ, переоделась, собрала вещи и подумала о том, как бы ей напомнить Лотте, чтобы та взяла с собой камеру.
«Это неразумно, – промелькнуло у нее в голове, – что я должна в затруднительных ситуациях
Она понимала, что Патрику нужно интервью с абсолютно коррумпированным адвокатом, который – представившись полным именем и разрешив сделать его фотографии – честно расскажет, как он отмывает миллиарды наркомафии.
Она очень сомневалась в том, что добрый друг Рикарда Мармена предоставит ей такую информацию.
Можно было, наоборот, предположить, что это будет довольно вымученное интервью: «Так приятно, что ты согласился меня принять. Скажи, будь любезен, ты куплен мафией? Как так, нет? Как ты думаешь, не подкуплены ли твои коллеги?»
Она очень естественно и непринужденно позволит ему объяснить, как построена система теневых предприятий. Она спросит, видит ли он какие-либо опасности или недостатки этой системы, а потом дополнит текст объяснениями Рикарда Мармена насчет механизма отмывания денег. Это объяснение позволит связать весь материал воедино. Датчанин позволит персонифицировать эту реальность, хотя его личность останется за кадром газетной публикации.
Она словно услышала голос Андерса Шюмана: «Это вопрос техники описания».
Она вышла из номера, заперла дверь и направилась к лифтам.
Лотта захватила с собой еще больше принадлежностей, чем в прошлый раз: рюкзак с камерами и объективами, большую вспышку, штатив для камеры и еще один штатив для вспышки, большой круглый экран и еще какую-то сумку, о содержимом которой Анника могла только догадываться.
– Ты на самом деле думаешь, что все это тебе сегодня понадобится? – спросила Анника.
Лотта ничего не ответила и принялась целеустремленно носить свои вещи к машине – сначала рюкзак, потом сумки, штативы и, наконец, экран и таинственную сумку.
– Нам будут нужны совершенно заурядные снимки, – напомнила Анника. – Собственно, их должно быть четыре: панорама Гибралтара, вид на Мэйн-стрит, портрет адвоката и портрет девушки из Эстепоны.
Лотта, не говоря ни слова, села за руль и повернула ключ зажигания. Анника заняла место рядом с ней, положив сумку на колени. Она тотчас достала папку бумаг и стала читать записи, внося правку в текст. Она знала, что ее укачает, но будет еще хуже, если она пустится в разговоры.
Фотограф выехала на дорогу N340, а потом свернула направо, на платную дорогу. Она не проронила ни слова, пока они не проехали полпути до Эстепоны.
– Твоя вчерашняя выходка была совершенно недопустимой, – сказала она, продолжая глядеть на дорогу.
– Давай не будем выяснять отношения сейчас, на дороге, – урезонила ее Анника, не поднимая голову от бумаг.
Лотта схватилась за руль с такой силой, что у нее побелели костяшки пальцев.
Путь оказался короче, чем думала Анника. Они очень скоро оказались в Ла-Линее, пограничном испанском городке, откуда до Гибралтара было не больше получаса езды. Они проехали по четырехполосной дороге вдоль моря и скоро увидели величественный Гибралтарский утес, который – если верить Википедии – возвышался над морем на четыреста тридцать метров.
– Постарайся где-нибудь припарковаться, – сказала Анника. – Наверное, нам будет трудно проехать таможню на машине, к тому же неизвестно, пропустят ли нас, потому что автомобиль взят напрокат.
Лотта упрямо наклонила голову.
– Я собираюсь делать хорошие снимки, а для этого мне нужна хорошая аппаратура. Я не могу тащить ее на себе, а значит, повезу на машине.
– Для наших снимков совершенно не нужна студийная аппаратура, – не сдавалась Анника.
В этот момент Лотта затормозила. Стоявшие впереди машины составляли огромную очередь, начало которой было скрыто от глаз.
Анника вздохнула. Они стали ждать. Одну минуту, две, пять.
После этого Анника открыла дверь и вышла из машины.
– Пойду посмотрю, что там творится.
Здесь было намного прохладнее, чем в Марбелье. Море справа было уже Атлантикой, море за утесом – еще Средиземным, но ветер дул с Атлантики. Хорошо, что она надела джинсы и пиджак.
Она прошла около ста метров мимо череды машин, пока не добралась до начала очереди. Потом она вернулась. Лотта за это время продвинулась на четыре метра. Анника села в машину.
– Очередь жуткая, – сказала она. – Надо рассчитывать часа на два, не меньше.
– Ты совершенно не уважаешь меня как профессионального фотографа, – вновь продолжила выяснять отношения Лотта. – Ты велела мне делать никчемные снимки этой уродливой тюрьмы, хотя там можно было найти массу более драматических сюжетов.
Анника сглотнула.
– Да, возможно, – сказала она, – но именно эта уродливая тюрьма важна для нашей серии. Для нас не играет никакой роли то обстоятельство, что там живут женщины с козами и изборожденные морщинами испанские старухи, потому что мы здесь для того, чтобы писать о наркомафии и отмывании денег.
– Я говорю не о женщинах с морщинистыми лицами, я снимала их, потому что мне просто было нечего делать, пока я тебя ждала. Конечно, можно сфотографировать и тюрьму, но надо при этом учесть свет, надо работать с изображением. Будь то на восходе или на закате, надо видеть, как меняется цвет…
– Почему же ты этого не делаешь? – спросила Анника.
– Но ведь это ты решаешь! Это ты говоришь, когда мы отправляемся и куда мы едем. Ты обращаешься со мной как со своей секретаршей.
– Я мешала тебе проявить инициативу? Я хоть раз сказала «нет», когда ты что-то предлагала? Ты делала все, что хотела, всякий раз, когда открывала рот!