Место покоя Моего
Шрифт:
— Как я им объясню? Они не поймут. Я для них — Шауль.
— Поймут. Придется понять. Скажешь: так решил Учитель. И если будут у них еще сыновья, пусть знают: Йоханан уже есть.
— Вряд ли еще будут. Родители немолоды…
Что ж, с возрастом Закарии и Елисавета Лука не напутал. А с именами… Значит, он, Петр, и вправду станет для Саула-Иоанна Учителем. Петр был абсолютно уверен: он нашел — неожиданно, случайно, странно, словно ниспослано свыше! — человека, который может быть предельно необходим проекту «Мессия». Другое дело: необходимо ли сие самому мальчику…
Впрочем,
Хотя парня жаль, жаль…
И все же, несмотря на лишние высокие чувства, первый урок/ следовало закрепить. Да и проверить — закрепленное…
Петр остановился, хотя в плывущей толпе это было и нелегко, положил руки на голову парня. Помыслил:
— Ты запомнил — как тебя зовут?
И услышал в ответ еле различимое, далекое-далекое, тоже по-мысленное:
— Запомнил, Учитель. Йохананом…
А между тем они пришли.
Пора познакомить Иоанна — именно так, забыли Саула! — со спутниками. Да и, кстати, следует сообщить в Службу о нежданной вариации Пути.
Они свернули в узкий отросток, убегающий круто вверх от шумной торговой улицы, и остановились перед двухэтажным грязно-белым каменным домом, выглядящим весьма богато для Нижнего города, как, впрочем, и должно быть в районе богатой улицы и практически на границе с действительно парадным районом — Верхним городом. Как, добавим, и должно соответствовать социальному уровню того, кем Петр существовал в Иерусалиме.
— Входи. — Петр толкнул дверь перед Иоанном.
— Вы здесь живете?
— Когда я в Иершалаиме, то здесь. Заходи. Я познакомлю тебя с моими друзьями. Они тоже станут тебя учить.
— Чему? — Петр чувствовал робость, вдруг возникшую в Иоанне. Если страх у него ассоциировался с липкостью, то чувство робости вызывало вкус лимонной кислоты. Это очень индивидуальные ощущения, присущие только Петру. У каждого Мастера они были свои.
В большой комнате за круглым низким столом возлежали на кушетках двое. Первый — молодой еврей в голубом хитоне без пояса, босой, короткобородый, лицо холеное, жесткое, с маленькими черными глазами. Второй — пожилой, толстый, длиннобородый, явно мерзнущий в каменном зале, поэтому кутающийся в шерстяной плащ, гиматий, не снявший с ног высокие закрытые сандалии. Это были помощники Петра, пришедшие в бросок вместе с ним: Жан-Пьер Мерсье, Старший Техник Службы, и Кевин Бакстер, тоже Техник, но еще психолог и историк. Они тянули легкое галилейское вино из серебряных кубков и о чем-то лихо беседовали друг с другом.
— Знакомься, — сказал Петр Иоанну, нерешительно остановившемуся на пороге. — Доктор Давид бен Матари… — толстый улыбнулся Иоанну, — и доктор Асаф бен Кайаффа, — молодой чуть кивнул, глядя на гостя поверх кубка.
— Кого ты привел к нам, Петр? — надменно Спросил доктор Асаф. — Надеюсь, он достоин знакомства с нами…
— Несомненно, — ответил Петр, улыбаясь. — Он — хороший мальчик и будет нам полезен. Его зовут Йоханан. Он из Галили, сын Закарии и Элишевы. Он способен учиться, у него хорошее поле. Мы станем учить его, пока сможем, пока хватит времени. А когда придет пора покинуть Иершалаим, мы покажем ему, куда надо
Молодой, Асаф или Жан-Пьер, резко поднялся, подошел к Иоанну, взял того двумя пальцами за подбородок, пристально всмотрелся в глаза.
Иоанн терпеливо ждал.
— Ты уверен? — спросил Асаф у Петра.
— Я редко ошибаюсь.
— Матрица у нас одна.
— Вторая не понадобится.
Асаф отпустил Иоанна, быстро пошел по залу — от стены к стене, как привык у себя в лаборатории.
Давид-Кевин, продолжая возлежать на кушетке, лениво сказал:
— Пусть мальчик подождет в другой комнате. — И к Иоанну: — Не обижайся, друг. Все будет хорошо, Петр никогда никого не обманывал.
Иоанн взглянул на Петра. Тот кивнул:
— Я позову…
Иоанн вышел, и Давид-Кевин, отхлебнув кислого галилейско-го, столь же лениво спросил:
— Сколько тебе понадобится времени, чтобы сделать из него Крестителя?
— Говори: Предтечу, Нет пока такого слова — Креститель, время не пришло… А сроку?.. Неделя, — сказал Петр. — Или две. Или месяц. Я не знаю пока.
— Это сейчас, — усмехнулся Давид-Кевин. — а через двадцать лет?
— Вряд ли больше. Я заложу в него спящую программу. А в следующий бросок — разбужу. Он — не Мессия, он — только проводник, паранорм одной функции.
— А с чего ты взял, что этот малый — тот самый Иоанн? Закария, Елисавета сколько таких пар в Галилее? Две, пять, десять?.. Сейчас ты заложишь в него монопрограмму на проповедь Крещения или Очищения, так и вправду точнее, на проповедь явления Мессии, а где-то рядом растет настоящий Иоанн, который к этой проповеди придет сам. Что будем делать тогда?
— Ты паникер, Давид. Будет только один Иоанн Креститель. Второй Галилее не явится. Я так решил, и это моя проблема. Оставь ее мне.
Асаф прекратил пустое хождение по залу, затормозил перед Петром — только за подбородок его не взял, как Иоанна.
— У нас есть Цель, — яростно проговорил. — Мы не можем отвлекаться. Ты не имеешь права!..
И тут Петр закаменел лицом. Сказал жестко:
— Вы не можете отвлекаться — вы и не станете. А я имею право на все. Ты забыл, Асаф, кто я…
И Асаф будто сдулся, как воздушный шарик, будто даже ростом стал меньше.
Сказал виновато:
— Извини, Мастер. Не держи на меня зла.
— И в самом деле, — засмеялся Давид, — это ж его операция, ты чего, Жан-Пьер?.. Кончайте спорить, зовите парня, нальем ему вина и начнем разговоры. Неделя, две, месяц — Мастер определяет… Да, кстати, Петр, ему бы надо рубашку постирать: совсем заплесневела…
— Мы ему сегодня новую купим. — засмеялся Петр.
ОТСТУПЛЕНИЕ
Из бесед Мастера-3 Петра Анохина (далее — М.) с экспертом-историком Службы Соответствия Клэр Роджерс (далее — Э.)
М. У меня времени — кот наплакал, а вопросов к вам — миллион.
Э. Попробуйте успеть.
М. Я уже помню наизусть весь Новый Завет, сейчас работаю с Ветхим…
Э. По логике, надо было наоборот. Начинают сначала.