Место покоя Моего
Шрифт:
На скамеечке ему пришлось сидеть недолго. Запыхавшийся начальник стражи минут через пять возник из дверей, ведущих в казармы — или как это у римлян называлось? — и насколько мог вежливо пригласил:
— Гегемон вас ждет, господин. Я провожу.
Они поднялись по узкой щербатой каменной лестнице без перил на второй этаж, прошли по короткому коридору, и начальник, остановившись у двери в торце его, вежливо, костяшками согнутых пальцев, стукнул два раза. Сказал:
— Здесь всадник Доментиус, гегемон.
— Пусть войдет, — послышался мощный рык из-за двери. В сравнительно небольшой комнате — опять никакого сравнения с внутренними помещениями дворца Ирода! — за простым, даже грубым каменным столом сидел голый по пояс здоровенный мужик, в обтягивающих ляжки коротких портках, босиком, безбородый, совсем коротко стриженный, с ранней проседью, загорелый, мордатый, но, в общем, по-мужицки красивый. Он был занят мужицким же делом: пил вино и жрал — именно это слово! — мясо от мощного ломтя, не пользуясь, естественно, никакими добавочными приспособлениями, даже ножом.
— Салют тебе! — Мужик оторвался от немаленькой глиняной чаши с вином. Вина будешь?
— Ясное дело, буду, — быстро согласился Доментиус и уселся на лавку напротив.
Мрачного вида солдат приволок и поставил перед греком такую же чашу и еще кувшин с вином, грохнул на стол пустую глиняную миску. Мяса на столе баранина, естественно, — было в избытке на тоже глиняном блюде. Опять-таки не дворец, посуда здесь солдатская. Как и нравы. Впрочем, эллина Доментиуса это ничуть не смущало.
Он налил себе галилейского и поднял чашу:
— За императора!
— Можно и за него, — согласился мужик, бывший не кем иным, как пятым прокуратором Иудеи и Самарии, богатый гражданином Империи, всадником Понтием Пилатом, грозой блудливых, непочтительных и вороватых евреев, к тому же отвратительно орущих за окнами. Заметил походя: — Вино здесь дерьмовое… — и выпил до дна.
Петр согласился, но возразил:
— А где ж другое возьмешь? И тоже выпил до дна.
— Хорошее — дома… А ты сам-то откуда? — спросил Пилат, наяривая баранину.
— Как раз из дому. Из Рима.
— Давно?
— Сегодня ночью.
— Ты же эллин, доложили мне…
— Ну и что? Мало, что ли, в Риме эллинов? Служу я там.
— Мне сказали, ты — всадник…
— Удостоен, — скромно объяснил Доментиус. — Есть, наверно, заслуги.
— Главное, денежки имеются, — хмыкнул Пилат. — А сюда на кой хрен прибыл?
— С тобой поговорить.
— О чем?
— О заговоре, всадник, который, насколько я слышал, твои люди сегодня остановили.
Пилат даже есть перестал.
— Ты это о ночном броске? Подумаешь, заговор! Кучка бродяг и ворья. Зилоты хреновы! Давили мы таких, как тараканов. Все разбежались, мечи — между прочим, наши, римские, — побросали, трусливые твари, двоих сволочей мы взяли с собой. Распну я их, пожалуй. Завтра и распну, чего тянуть.
— Кого распнешь?
— Думаешь, я помню?.. Главарь там один был, бородатый такой евреище, шкаф просто, и второй, рядом с ним бился, тоже не лилипут… — Отпил из чаши. — Надо признать, этот главарь драться умеет.
— Где они?
Пилат ткнул пальцем в пол:
— В яме.
— А теперь послушай, ты должен это знать. Я для того и приехал к тебе. Напрасно недооцениваешь, это именно заговор. Пусть для тебя с твоими когортами он смешон, но дело не в тех бандитах, которых ты легко разогнал. Тот главарь, которого ты посадил в яму, — всего лишь пешка в игре. Кукла. А кукловода ты не достал.
— Кто он?
— Некто Иешуа, сын Йосефа из Галилеи, называющий себя Мессией.
— Очередной пророк? Еще один клоп…
— А знаешь, кто за этим клопом стоит?
— Кто?
— К сожалению, мои соотечественники. Достаточно большая группа эллинов. У них деньги, влияние, в Сенате… Полагаю, ты не веришь, что сенаторы неподкупны?
— Да там одно ворье! — отмахнулся Пилат, но жевать перестал, как говорится, вошел в тему. — Известно кто?
— Пока нет.
— Но эллины-то известны? Которые заговорщики…
— Тоже не все. Мы взяли троих, но они не основные. У них, как мы считаем, организация построена по принципу пирамиды: нижние не знают верхних. Видимо, есть главные. Первые. Мозг организации. Каждый связан всего с тройкой подчиненных, причем эти трое друг друга не знают, а из главных связаны только с одним — тем, кто им передает приказы. У каждого из тройки — своя пятерка, принцип тот жег никто из пятерки друг друга не видел, у каждого из пяти — своя пятерка или десятка. И так — до самого низа.
— Разумно устроено. А те трое, которых вы взяли, — они кто?
— Бригадиры. Они знают только свои десятки. Мы их донизу вычистили. Триста человек взяты под стражу.
— А наверх от этой троицы?
— Темно. Они никогда лично не встречаются со своими кураторами сверху, только через посредников.
— Так взяли бы посредников.
— Невозможно. Посредники — это ходячие почтовые ящики для передачи приказов и денег на их исполнение. Откуда они появляются, кто такие, эти трое не знают… Иными словами, мы вырезали кусок из пирамиды. Судя по всему — не очень большой.
— Почему ты так думаешь? Триста человек — это сила…
— Потому что осталась куда большая сила. Мы взяли эту группу прошлой осенью. А начало и развитие заговора в Иудее шло своим чередом. Четко и по плану. Значит, арестованные к здешнему заговору отношения не имели.
— Откуда ж вы о нем узнали?
— Один из троих что-то слышал. Во всяком случае, это он назвал имя Иешуа. Тогда я послал в Галилею двоих людей с задачей внедриться в окружение нацеретянина. Один не сумел, сгорел. Второй пока работает. Все сведения о заговоре — от него.