Место явки - стальная комната
Шрифт:
Карин сложила руки на коленях:
— Хорошая музыка — это всегда, везде и для всех…
— Не надо обольщаться. Мы нейтральная страна, но это ничего не значит! Половина прохожих на улице — настоящие шпионы.
— Мы пропускаем их убивать, убивать страну Грига!
— Вы ничего не понимаете в политике.
— Я все поняла.
— Вы правильно поняли. Мы больше не нуждаемся в ваших услугах. У девочки все равно плохой слух. Ей не постигнуть ни запрещенного Грига, ни легального Вагнера.
Женщина
— Спасибо, — сказала Карин.
Ранний вечер пришел на тихую городскую улочку в старом центре большого северо-европейского города. Светился подъезд небольшого театра с витриной у дверей. Сверху надпись: «Театр «Под горой».
Напротив, в тени от фонаря, стоял человек с фотосумкой на плече. За его спиной поласкалась на ветру старая театральная афиша. Поодаль, в переулке, он видел мотоцикл с коляской, с двумя седоками.
В подъезд вошла женщина с девочкой в красном платьице, и почти сражу же из театра группами и поодиночке стали выходить актеры.
Человек с фотосумкой слышал отдельные реплики.
— Завтра тридцатое, не забыл? — спросила Эрна, молодая женщина с броской внешностью, у молодых супругов Мишеля и Камиллы. — Можем получать карточки.
— Эти очереди, — вздохнула Камилла.
— Могу пойти без тебя, — предложил Мишель.
— Ой, иди рядом! — засмеялась Камилла. — На тебя положись!
Стен Экман, руководитель театра, стройный, лет под сорок мужчина, выкрикнул:
— До утра, друзья мои!
Вместе с Карлом Монсоном, высоким плечистым атлетом, они повернули в другую сторону.
В ту же сторону пошел старичок со скрипкой — Бруно Мильес.
Человек у афиши, после того как актеры миновали его, приподнял шляпу. В ответ на его жест два раза мигнула фара мотоцикла. Седок в коляске неторопливо раскрыл скрипичный футляр, извлек из него автомат и четким движением присоединил к нему патронный рожок В это время Камилла, с улыбкой посматривая на мужа, доверительно сообщила Эрне:
— Вчера я зазевалась, и он почистил картошку. Я ему про новые законы, что чистить картошку теперь запрещено, можно только отваривать, а он твердит, что его желудок так и не перестроился на законы военного времени. Хорошо еще квартиранта не было дома, никто не видел…
— Слышали, — сказала Эрана, — на мыло и кофе вводят карточки!
— Разве теперь кофе! — вздохнул Мишель. — Это, извините, помои…
Водитель мотоцикла включил двигатель. Тяжелая машина рванулась вслед артистам. Когда она поравнялась с ними, сидевший в коляске, не целясь, выпустил из автомата короткую очередь. На тротуар рухнули два человека. Мотоцикл резко прибавил скорость, стало видно, что задний номер его прикрыт куском брезента, и скрылся за углом. На мгновение все оцепенели. Потом бросились к упавшим.
Стен
Мишель и Камилла лежали на тротуаре в нелепых позах.
Человек с фотосумкой неторопливо подошел к начавшей собираться толпе, достал аппарат и стал снимать — мелькала вспышка.
Стен недовольно посмотрел на него и приказал Карлу:
— Звони в полицию! Вызови «скорую»!
Женщина, которая недавно входила в подъезд театра с девочкой в красном платьице, повисла на муже-актере и твердила, заглядывая в его посеревшее лицо:
— Я же говорила, я же говорила…
Карл ворвался в вестибюль театра, задыхаясь, подбежал к телефону, набрал номер:
— Полицейское управление? На улице Тегнера, у театра «Под горой», двое убитых, — сообщил он в трубку.
Аксель Хольм, старший инспектор по уголовным делам городского полицейского управления, ужинал у себя дома вместе со своей дочерью Карин. В глазах Карин стояли слезы.
— Можешь поздравить, я снова безработная. У нас обнаружились творческие разногласия. Хозяйка считает, что Григ несовременен.
— Ее можно понять. Она боится.
— Немцы спокойно едут через нашу территорию, чтобы душить норвежцев, — продолжала Карин. — Это нейтралитет?
— Это политика…
— Стыдно.
— Благодари судьбу, — Хольм прошелся по комнате. — Мы здесь пьем кофе, а в эту минуту людей загоняют в крематории… В Польше, в Бельгии, в Германии… Миллионы людей — в пепел…
Карин закрыла лицо руками:
— Как выглядела моя мать? Почему у нас нет ее фотографий?
— Она выглядела прекрасно. Но не любила фотографироваться… Ты похожа на нее.
— Где она сейчас?
— Не знаю… Не будем об этом.
— Ты ее не любил?
Аксель Хольм не ответил. Зазвонил телефон. Карин взяла трубку.
— Из управления… Они отдохнуть тебе дадут?
— Хольм слушает, — сказал инспектор в трубку. Некоторое время он молча слушал, потом коротко сказал: — Еду.
Карин вопросительно посмотрела на него.
— На Тегнера два трупа. Надо посмотреть.
Он направился в прихожую. Карин осталась одна, тоскливо осмотрелась. Часы пробили восемь долгих ударов.
Карин вышла в прихожую. Отец уже был в пальто и в шляпе.
— Я с тобой.
Отец пожал плечами:
— Тебе мало на сегодня впечатлений?..
Мощная «Вольво» мчится по улицам города. За рулем — Аксель Хольм, рядом Карин…
На улице Тегнера, у театра «Под горой», волнуется толпа. Уже прибыли полицейские машины, карета «скорой помощи». Вспыхивают блицы полицейских фотографов; тянут рулетку от двух трупов к тому месту, откуда стрелял мотоциклист; пожилой человек в гражданском, держа перед собой планшет, зарисовывает схему происшествия.