Место
Шрифт:
Он двинулся вдоль клеток, рассматривая скелеты. Даже если самых причудливых и успели распотрошить, то и оставшиеся производили впечатление. Одни казались помесью не то что разных видов, но разных классов и едва ли не типов, вроде явно сухопутной, судя по клетке, рыбы со множеством членистых когтистых ножек и почти человеческим черепом; другие поражали явной асимметрией и диспропорцией своей костей; про третьи и вовсе невозможно было сказать, что это вообще такое, где там голова, а где конечности, если у этой чертовщины вообще есть то и другое… Разумеется, Дракин был астрофизиком, а не биологом; но ведь и биолога погибшей экспедиции здешняя живность поставила в полный тупик…
Лишь несколько клеток оказались пустыми, причем прутья
Следующая комната слева была открыта; она также оказалась длинной и, по всей видимости, совмещала в себе функции столовой, кухни, помещения для отдыха и «красного уголка». На полу валялись опрокинутые стулья, алюминиевые миски (по которым изрядно потоптался кто-то тяжелый), ложки и вилки из того же металла (некоторые скрученные, чуть ли не завязанные узлом), две кастрюли, шахматные фигуры, осколки патефонных пластинок… На стене все еще держалась на одном углу стенгазета. Евгений подошел ближе, прочитал написанный тушью от руки заголовок передовицы: «Советская наука в борьбе за дело Ленина-Сталина». Он презрительно фыркнул: «Вот же не лень им было даже здесь такой дурью маяться!» Хотя, конечно, попробуй в те годы не помайся… Товарищ Секирин, небось, еще и регулярные политинформации проводил — да-да, здесь, в другом мире, наглухо отрезанном от сталинской Москвы и вообще от Земли со всеми происходящими там событиями… Читать машинописный текст статьи, приклеенный к листу ватмана под заголовком, Евгений не стал. Он бегло глянул другие материалы — приказ начальника экспедиции «о строгой экономии дизельного топлива и других невосполнимых ресурсов», коллективное поздравление с днем рождения «нашего друга и коллеги Никиты Марченко», сопровожденное неумелым дружеским шаржем, откровенно графоманское патриотическое стихотворение за подписью Демушкина и шахматный этюд за авторством Томильского. Ничего, что проливало бы свет на реальные обстоятельства экпедиции — ну, если не считать приказа, за сухими казенными строками которого читалось «ребята, я не знаю, как и когда мы отсюда выберемся и выберемся ли вообще».
Евгений тщательно осмотрел помещение, перебирая усеявший его хлам в поисках спичек, но увы. На консервную банку, использовавшуюся в качестве пепельницы, он наткнулся почти сразу, но там, естественно, ни одной годной спички не было. Не оказалось вожделенного коробка и на дровяной плите у дальней стены или поблизости от нее. Дракин с усилием открыл заскрипевшую дверцу плиты.
Изнутри вывалились закопченные кости. Череп без нижней челюсти, безусловно человеческий, глухо стукнулся об пол и откатился в сторону, демонстрируя Евгению коричневые зубы. Зубы эти, очевидно, и при жизни не отличались красотой — крупные и редкие, выпирающие вперед, с особенно широкой щербиной между резцами.
Как раз такие были на рисунке, изображавшем Марченко.
Направляясь к выходу, Евгений вновь остановился у стенгазеты, внимательно всматриваясь в картинку. А ведь он, пожалуй, был неправ, сочтя ее неумелым дружеским шаржем. На самом деле это была искусная злая карикатура…
Юноша вновь вышел в коридор. Теперь, в свете, падавшем из дверей открытых комнат, он видел, что тот упирается не в стену, а в еще одну дверь, за которой — не выход на улицу (снаружи в этом месте никаких дверей не было), а еще одно помещение. И перед этой дверью, один на другом, тоже лежали скелеты. Но прежде, чем идти туда, Евгений решил обследовать последнюю комнату справа.
Вошел он без помех — дверь оказалась открыта. Под ногами в очередной раз захрустело стекло. Выломав доски с окна, Дракин увидел, что находится в небольшом помещении с кушеткой, узким высоким столом у противоположной стены (в отличие от большинства здесь, явно фабричного производства), квадратным столиком с двумя раскладными стульями (теперь опрокинутыми) возле окна и шкафом с некогда стеклянной, а теперь выбитой дверью в углу рядом с ними. На полу, среди бесчисленных осколков пузырьков и ампул, валялись сложенные брезентовые носилки, распотрошенная коробка с красным крестом на крышке, маленький круглый манометр — должно быть, от аппарата для измерения давления…
То, что лежало на кушетке, в первое мгновение показалось Евгению трупом в крайней стадии разложения, но затем он понял, что оно слишком плоское. Это была просто уложенная в форме тела и превратившаяся в гнилое месиво одежда, пропитанная кровью и еще какой-то желто-бурой гадостью. Сверху еще можно было угадать когда-то белый халат, из кармана которого свешивались набок дужки наушников стетоскопа…
Но было в медпункте и кое-что еще. А именно — дверь между кушеткой и окном, которая вела в соседнее помещение. Впервые за время осмотра дома Евгений обнаружил комнату, вход в которую был не из коридора.
Дверь была заперта. Кажется, ее пытались ломать — сверху вниз наискосок тянулись длинные и глубокие царапины — но не очень усердно. Дракину вновь пришлось вырубать замок топором.
Новое помещение оказалось маленькой комнатой, где не было ничего, кроме двух коек. Правая из них, не застеленная, имела жуткий вид — вся она была словно… изгрызена. Подойдя ближе и наклонившись, Евгений заметил нечто грязно-желтое, торчавшее возле изголовья. С усилием выдернув этот предмет, он понял, что держит в руке длинный загнутый клык, похожий на зуб змеи.
На левой койке, на простыне под одеялом, что-то лежало. И по очертаниям это напоминало туловище очень крупного человека — без рук, без ног и без головы, но с выпирающим вверх объемистым животом. Хотя Евгений понимал, что никакого живота там быть не может — максимум ребра грудной клетки…
Он отдернул одеяло. Нет, никакой это был не живот. И не ребра. То, что лежало на кровати, представляло собой гладкий черный панцирь, словно у гигантского жука или, возможно, у мечехвоста. Он был около метра в длину; высота в самой верхней точке достигала почти половины этого размера. Это был только панцирь и ничего кроме — не было видно ни головы, ни ног, ни хвоста или чего-то подобного. Никаких повреждений тоже не было заметно. Евгений даже усомнился, действительно ли это когда-то было живым. Впрочем, тут же мелькнула у него и противоположная мысль — а не может ли оно быть живым и сейчас… Он напомнил себе, что эта комната заперта уже больше пятидесяти лет и, все же не без внутреннего дискомфорта подсунув пальцы под край панциря, попытался его перевернуть. Это ему удалось, хотя и потребовало изрядных усилий — оно было тяжелым, наверное, не меньше семидесяти килограммов.
Все оказалось там, на брюшной стороне: упрятанная под панцирь маленькая кожистая головка со злобным сморщенным личиком и круглыми рачьими глазками, четыре пары скрюченных членистых ножек, прижатых к сегментированному хитиновому брюшку, но самой крупной и заметной деталью был толстый, покрытый редкими волосками хоботок (хотя по размерам это следовало назвать хоботом), начинавшийся от самых глаз, где он был толщиной с руку взрослого мужчины, и протянувшийся вдоль всего тела до заднего конца панциря, постепенно сужаясь в тонкое трубчатое жало. Зубов, равно как и рта в обычном смысле, не было, так что над соседней койкой явно потрудился кто-то другой.