Месяц Аркашон
Шрифт:
Может быть, с третьей попытки нам с Эльзой удастся перекинуться парой слов. Она сидит в кафе с видом на мэрию и Устрицу. В том, где я злыдня Мориса пивом облил. Пьет мелкий кофе. Губки усердно поджаты, корпит над лэп-топом, к которому еще присоединен хэнди (видимо, для пущего интернету). Она уже переоделась: в то строгое коричневое платье, что делает ее похожей на служанку в богатом доме. Вообще странная сцена — женщина с гравюры, облепленная хай-тэком. Дождик прервался, в щель меж облаков высунулось солнце, непривычно ярко бьет Эльзе в спину, она сидит словно в золотом луче, от чего эпизод кажется еще менее правдоподобным. Увидав меня, она спокойно, будто мы именно в
— Добрый день, бука, — так неожиданно приветствует меня Эльза. Обезоружила одним словом: теперь я забыл о своих претензиях и думаю лишь, как реагировать на «буку».
— Вовсе не бука, — буркнул.
Эльза разворачивает лэп-топ. В нем есть режим зеркального монитора. Я слышал о таких фокусах, но свое компьютерное отражение вижу впервые. Волосы у меня грязные, свалявшиеся, харя распухшая, исцарапанная и действительно крайне набыченная.
— Солнце вышло — улыбнись, — командует Эльза, и я послушно тренирую улыбку. Бормочу что-то про хорошую погоду.
— А в Париже наводнение, — сообщает Эльза. — В Лувре подвалы затопило, куча чего ценного покалечилось. И по всей Европе реки пошли из берегов. По Рейну все города в воде. Прагу опять заливает.
— Караул, — только и говорю я.
— И Этна опять ворчит, — довершает Эльза мрачную картину континентальных неладов.
— Конец Христианства, — ответа умнее я не придумал. — Пора строить ковчег.
— Пора перекрашиваться, — говорит Эльза. — Менять идентификацию.
— На что? На доски для ковчега?
— Ковчег, в общем, более-менее построен. Мировой капитал. Транснациональные, пардон, корпорации. Нужно жаться к большим деньгам. Они как-нибудь спасутся.
— Ну как же корпорации могут спастись от вулкана и наводнения? Стихия мне, например, тем и мила, что не разбирает богатых и бедных.
— Ну-ну. Не разбирает. Мы с тобой переждали нападение Марты в теплой постели за крепкими стенами, а Рыбак пытался выжить в маленькой лодке. Результат, в общем, налицо… Конечно, против прямого удара астероида деньги бессильны. Пока. Но скупить наиболее безопасные земли, сесть задницей на оставшиеся ресурсы — это можно…
— И что же вас сдерживает?
— Нас?
— Ну, эти самые корпорации. И лично тебя.
— Меня… Не знаю. Для этого нужно переступить через локальные ценности. Грубо говоря, отнестись к односельчанину из Аркашона так же, как к негру из Центральной Африки.
— Извини, я все же не совсем…
— Да все понятно. Тебе ведь не очень жалко африканов, которые там у себя с голоду дохнут целыми племенами. То есть тебе просто на них наплевать. Наплевать?
— Ну, не наплевать…
— Их же нет в твоей жизни. Дышать они тебе не мешают. Ночами в окна не барабанят.
— Ну, в общем, да. В смысле, нет.
— Вот. А на девчонку, которую сегодня зарыли, не наплевать. И даже на Рыбака вонючего, который тебе муди отрезать хотел, — не наплевать. Ты себя с ними идентифицируешь, примеряешь их судьбу…
— И ты предлагаешь, значит, идентификацию менять?
— Ну конечно. Хватит позиционироваться европейцами. В них давно нет драйва. Ни во что не верят, кроме своей истории. Да их скоро просто и не станет. Нужно как-то иначе позиционироваться. Теми-кто-спасется.
— За чужой счет?
— Это уж как пойдет. Видишь, сейчас вернулось значение тупой физической силы… Мы ведь брали другим — умом, технологиями,
— Ты имеешь в виду этих… талибов всяких?
— Не только. Во всех расах сейчас наверх полезут козлы. И то: если спросить у населения, как должны решаться проблемы — на риторическом уровне или прямым ударом в лоб… С адвокатом то есть или без адвоката. Большинство, боюсь, выберет в лоб, потому что общение с адвокатом требует умственного усилия и соответствующего менталитета. И это большинство — наши естественные враги. Что поделаешь?
— Эльза, а как же фестиваль уличных театров?
— А что фестиваль?
— Ну ты же готовишь фестиваль. Здесь, в Аркашоне, а вовсе не на гипотетической территории транснациональной корпорации…
— Что поделаешь. Живу-то я пока здесь. Когда еще для богатых орбитальную станцию построят или материк выделят… Пока-то маяться в Аркашоне. Я же на вилле у себя цветочки выращиваю. Вот и фестиваль.
— Мориса, кстати, когда поймают?
— Боишься?
— Да нет, так спрашиваю, из праздного интереса… Он, разумеется, в меня не собирался стрелять. Так, случайно…
— Луи в городском совете выступил, предположил, что убийцу спрятал кто-то из зажиточных горожан. Чтобы и дальше его как убийцу использовать. Почти впрямую на меня намекал…
— Ничего себе.
— Но я его не прятала… Так что — ищут. Фотография во всех аэропортах-вокзалах.
— Ясно… Ладно, пусть ищут. Я отсюда уезжаю.
— Когда ты собираешься?
— Завтра, может. Или сегодня…
— Слушай, задержись на несколько дней.
— Зачем это?
И Эльза рассказывает зачем. Приехав в Сент-Эмильон к Жерару, она встретила около деверева дома старикашку Луя. Луй посмотрел на нее сверху вниз, презрительно-торжествующе отклеив нижнюю губу. Эльза переполошилась. Устроила Жерару допрос. Ну, не допрос — он, в общем, ничего скрывать и не собирался. Новости неутешительные. То есть для Эльзы неутешительные. Для Жерара — наоборот. Луи Луи нашел где-то, что ли, в ЮАР суперпуперспециалиста, который обещает поднять Жерара на ноги. Считалось, что спасение невозможно, однако вот обнаружился один пуперспециалист. Луй предлагает Жерару медицинскую услугу в обмен на исполнение обещания Отца. То есть на наследство в обмен. Жерара идея заинтересовала. Еще бы — кому хочется десятилетиями обходиться без задних, что называется, ног. И если операция пройдет успешно, не видать Эльзе орбитальной станции как своих ушей.
Короче, Эльза делает мне предложение, которое я заранее уже крепко обдумывал. Я должен пойти к Жерару, приняв образ Мертвого Мужа. Ну, остается грим: с пластикой и энергетикой, по мнению Эльзы, все давно в порядке. Увидев Воскресшего Брата, Жерар, конечно, слегка офигеет, но к голосу крови прислушается. А план такой. Жерар, ясно, соглашается с предложением Луи, пусть старик выписывает из Африки своего айболита. Жерар подмахнет бумагу: дескать, в случае благоприятного исхода хирургической процедуры собственность дома «Эдельвейс» переходит городу Аркашону. Но бумага окажется недействительной. Жерар заранее сочинит-заверит другой документ: где если на каких-то ксивах росчерк в конце его подписи будет длиннее пяти, предположим, мм, то ксива эта недействительна, ибо подписана под угрозами и давлением. Ну, на суде — если до него дойдет — Жерар должен будет рассказать, что Луй как раз давил-угрожал. Что, в общем, святая правда. И в результате Луй остается с пустым длинным носом, а денежки — в семействе эдельвейсовых. И мне за услуги предлагается 5 процентов, что по курсу на сегодня составляет…