Метафорическая художественная картина мира А. и Б. Стругацких (на материале романа «Трудно быть богом»)
Шрифт:
Эмоционально-оценочная и кодирующая функции часто связаны в художественном тексте и демонстрируют коммуникативную природу метафоры в XT. Эмоциональная оценка всегда субъективна, то есть за ней стоит субъект речи. При этом оценка призвана воздействовать на адресата, то есть на объект коммуникации. В кодирующей функции субъект сжимает, зашифровывает информацию, которую должен расшифровать читатель, реципиент, воспринимающий текст.
Следующие функции, на наш взгляд, в XT являются второстепенными. Они специфичны для художественного текста, но не всегда в нем реализуются и тем более не всегда имеют определяющее значение в выявлении концептуального пространства XT: 5. Стилеобразующая функция. Участие метафор в создании стиля художественного
Как видим, все эти функции реализуются в художественном тексте, т. е. текстообразующая функция легко сочетается с другими функциями метафоры. Между тем текстообразующая функция в монографии В. К. Харченко не описывается сколько-нибудь подробно. Наше исследование направлено на то, чтобы конкретизировать эту функцию, общие положения наполнить конкретным содержанием.
2.3 Когнитивная теория метафоры. Миромоделирующая функция метафоры
Обычно вторичные номинации (метафору) рассматривают не как ядерную в лексико-семантической системе языка. В когнитивной же модели языка метафора занимает не периферийное, а центральное место. С точки зрения когнитивистов, практически все значения (даже грамматические) связаны друг с другом цепочкой метафорических переносов.
Рассмотрим миромоделирующую функцию метафоры более подробно. Концептуальная (или когнитивная) метафора рассматривается в работах Дж. Лакоффа и М. Джонсона [Лакофф, Джонсон 1990], В. Н. Телия [Телия 1988], Е. О. Опариной [Опарина 1988] и др.
Основоположниками когнитивной теории метафоры являются Дж. Лакофф и М. Джонсон. В соответствии с этой теорией во всякой метафоре должны быть донорская и реципиентная зоны, например, глаголы движения могут употребляться в значении глаголов речи, тогда движение — это донорская зона для речи, которая, в свою очередь оказывается реципиентной. Донорская зона конкретна и антропоцентрична: для ее формирования, как известно, широко используется человек, в частности, его тело, местонахождение в пространстве и движение. При этом важно, что выбор донорской зоны считается мотивированным [Рахилина 1998: 296].
Как отмечает А. Ченки, концептуальные метафоры часто служат средством осмысления некоторой более абстрактной сферы (сферы-«мишени») в терминах более известной, обычно конкретной сферы (сферы-«источника»). Дальнейшие исследования показали, что концептуальные метафоры говорящих на данном языке в данной культуре часто взаимосвязаны и часто подкрепляют друг друга, образуя сложные, связные системы. Тематически более конкретные метафоры (например, «любовь — путешествие» или «карьера — путешествие») часто подтверждают более общие метафоры (например, «долгосрочная / целеустремленная деятельность — путешествие»). В то время как более конкретные метафоры обычно являются принадлежностью конкретных культур (ср. «любовь — бейсбольный матч» в Северной Америке), более общие метафоры оказываются более универсальными [Ченки 1996: 73–74].
Дж. Лакофф выдвигает гипотезу устойчивости метафоры: если концепт некоторой языковой единицы сравнивается с другим и этот другой становится в языке конвенциализованным источником метафоры для данной языковой единицы, то этот источник диктует языковой единице не отдельные употребления, а целиком свою, так сказать, когнитивную топологию. Почему смерть концептуализируется повторяющимися образами возницы, кучера, шофера или жнеца? Общая метафора death is departure (смерть — это уход). Уход — это событие, и если мы воспринимаем его как результат воздействия со стороны некоторого активного субъекта, того, кто помогает его осуществить, то это наводит на мысль о кучерах и возницах. Но исходным пунктом может быть и другая устойчивая метафора: people are plants (люди — это растения). Растения, как и люди, растут, зреют и умирают, и если мы хотим увидеть это последнее событие как результат деятельности некоторого активного субъекта, то
Многие исследователи говорят о миромоделирующей функции метафоры [Телия 1988; Апресян 1995; Ваулина, Скляревская 1995; Арутюнова 1997; Добжинская 2000; Резанова, Иваницкая 2003; Маругина 2003; Новокшонова 2003 и др. ], причем некоторые исследователи не считают нужным как-то обосновать это свойство метафоры, а просто его констатируют. Это свойство метафоры применяется при анализе художественного текста, его организации. «Как и все факты и явления языка, миромоделирующий аспект языковой метафоры может анализироваться в системно-языковом и текстовом аспектах» [Резанова, Иваницкая 2003: 92]. Существуют также исследования, которые связывают метафору и понятие поля (например, [Новокшонова 2003]). Среди таких исследований нужно выделить монографию Г. Н. Скляревской [Скляревская 1993], в которой исследуется соотношение метафорического способа номинации и семантического поля. Д. Н. Ахапкин исследует метафору как когнитивный механизм в творчестве И. Бродского [Ахапкин 2002]. Понятие поля автор не рассматривает, однако методика анализа в его работе близка полевым исследованиям.
Эта метафора используется в тех случаях, когда нужно обозначить непредметные сущности: когнитивная метафора приводит к формированию абстрактного значения. Например, выражение рамки практической деятельности обозначает отвлеченную реалию, отображенную в метафорической языковой форме, существующую как оязыковленное понятие только через метафору. До стадии метафоризации данного вербализованного понятия не существует, но существует определенное предварительное знание, позволяющее представить приблизительно объем понятия. Естественно, такое предварительное знание об обозначаемом играет активную роль в выборе языкового средства, задавая определенные смысловые параметры в зависимости от содержания понятия и намерения говорящего. Признак, обусловливающий метафору, берется из экстенсионала значения существительного рамка и определяет восприятие основного предмета метафоры. В результате взаимодействия двух компонентов формируется интенсионал метафоры — новый концепт, который другим, неметафорическим путем (иначе как описательно) выражен быть не может.
Когнитивная метафора, как и другие ее типы, создается на ассоциативно-образной основе и во время своего возникновения и первоначального функционирования осознается носителями языка как семантически двупла-новое образование. В ней присутствует как внутренняя форма экстенсионал прямого значения вспомогательного компонента. При этом создание образа не является главной целью автора метафоры. Кроме того, образная номинация, сохраняющая в своем значении двуплановость, не способствует четкому обозначению понятия и может явиться помехой для функционирования лексической единицы. Для многих когнитивных метафор существенным является стремление освободиться от образного компонента в процессе функционирования в языке.
Когнитивная метафора уподобляет гетерогенное и отождествляет подобное, чтобы синтезировать новое понятие, она приводит к формированию абстрактного значения. Результатом метафоры в данном случае является не только новое языковое значение слова, служащее вспомогательным элементом, но и расширение смыслового аппарата языка.
Этот тип метафоры характерен не только для научной или публицистической речи. Он обычен и для обиходно-бытового языка. Особенно продуктивна эта метафора в тех его областях, которые связаны со сферами мышления, чувств, социальных акций, морали и т. п. В сферах обиходно-бытовой, общественно-политической, научно-популярной прослеживается стремление автора не только выразить понятие, но и сделать понятие эмоционально действенным. Поэтому нацеленность метафоры может быть двоякой: с одной стороны, концептуальной, а с другой — образной и эмотивной.