Метагалактика 1995 № 1
Шрифт:
Стена — на гребне которой все было сплошь утыкано ПТУРСами, пулеметами и артиллерией.
— Что там?! — Фальцетом выкрикнул из глубины кузова взводный, но селектор уже разрывался от истошного дисканта комдива.
— Всем поворачивать вправо! Вправо, и на Никольскую! Пехота, по Новой площади на Лубянку! Как слышите?!..
Моторы сразу взревели до полных оборотов, и Димкин фургон — со скоростью, максимально возможной в этих условиях, рванул за бронеколонной, в Богоявленский проезд.
Где-то рядом ухнул артиллерийский взрыв, и Пенкин, выгнувшись, будто в столбнячной
Раздался еще один взрыв, и кузов «КамАЗа» круто занесло на повороте; теперь снаряд попал в идущий следом грузовик.
И словно в мельтешащем калейдоскопе, Димка одновременно видел: агонизирующего на коленях старшего матроса, танк — пылающий у портала «Торгово-промышленной палаты», бойцов — выпрыгивающих под пули, из кузова развороченного грузовика. А за танком — в жерле Рыбного переулка, под прицелом золотых крестов церкви, настороженно замерли корпуса гостиницы «Россия».
Впереди опять что-то взорвалось; на этот раз стреляли со второго этажа серого здания, скалоподобным монолитом взгромоздившимся рядом с церковью Богоявления; снаряд ПТУРСа поджег второй танк, и теперь, проезд к Никольской оказался перекрытым.
— Заворачивай на Старопанский! — Рябов выпрыгнул из командирского БТРа.
— Чтоб ее — засада! — В сопровождении адъютанта, не обращая внимания под свист пуль, он прихрамывая побежал к углу переулка.
— Внимание экипажам!.. Савельев — первый! Следующий — Климук… Харченко…
Рискуя быть задавленным, комдив метался между машинами, направляя их в узкий изогнутый переулок, пока площадь перед Министерством труда не освободилась полностью.
Димка осторожно взглянул наверх, в узкий просвет уличного каньона, и топкая коллоидная жуть стала медленно заполнять его сознание; он вдруг с необычайной ясностью понял, что для превращения бронеколонны в груду металла, достаточно одного вертолета.
Димка инстинктивно дернулся в желании скрыться от предполагаемой бомбежки, но Пенкин по прежнему лежал у него на коленях; остекленевшие глаза матроса тускло смотрели в Димкино лицо, а окровавленная бородка, непокорная даже смерти, еще сильней задралась вверх.
Дмитрий пытался незаметно столкнуть его на дно кузова, но одеревеневшие руки не подчинялись волевым усилиям, и даже наоборот, в судорожной конвульсии еще сильней обхватывали коченеющий труп.
Теперь Димку трясло так, что он уже не мог этого скрыть; мутный ужас волной затапливал сознание; Димке хотелось кричать, на — губы застыли, будто запечатанные сургучом, а ведь еще вчера он считал, что начисто избавился от страха — привык к свисту пуль и разрывам снарядов — но здесь, среди нависающих каньонов Старой Москвы, все его бесстрашие было сметено и задавлено словно обвалом, без всякой надежды на спасение; а он, оказался беззащитным, загнанным в клеть кроликом, один на один с испепеляющим дыханием смерти.
И вскоре, не помня себя, он бежал вместе со всеми по Лубянке и Театральному проезду, хрупая усыпавшими мостовую осколками витрин
Подобно клокочущей, падающей с гор реке, масса людей скатывалась вниз, и также, словно водный поток раздваивалась на два рукава, ударившись о баррикаду у гостиницы «Метрополь».
Подземный переход, следующий сразу за баррикадой, был превращен в противотанковый ров, и взвод пехотинцев, разбирая оставленный противником завал, сталкивал в его обрушенное чрево деревья, фонарные столбы и бетонные блоки.
— Давай-давай! БТРы пройдут! — Командир мехбригады словно стрелочник махал руками перед образовавшимся в баррикаде проходом, но техника — не желая ломить на авось, воспользовалась более надежным путем: поворачивала за Малый театр, чтобы переулками выйти к Манежной площади. Как ни узки были полуобрушенные тротуары, но вскоре Театральная площадь оказалась заполненной едва ли не на треть; на этом движение толпы и заканчивалось, ибо потеряв управление, оно, повинуясь первоначальному импульсу, не в силах остановиться совсем, она спонтанно образовала вращающийся вокруг своего центра водоворот.
Оказавшийся по воле случая в арьергарде, комдив, размахивая пистолетом ринулся в пролом, которым не пожелали воспользоваться танки, и преодолев переход по лежащим поперек деревьям, вклинился в потерявшую управления массу.
— Слушай мою команду! — Закричал он срывая связки, и добавив для крепости трехэтажный мат, несколько раз выстрелил в воздух. И тут же, когда все замерло на короткий миг, скомандовал со звенящей властностью.
— На штурм Кремля! Вперед!
Шквал огня уперся в атакующих сплошным свинцовым частоколом; окна второго и третьего этажей музея имени Ленина, ощерившись десятками изрыгающих стволов, смертоносным гребнем впились в катящуюся через площадь человеческую лавину.
Рябов схватился за вспыхнувшее алым плечо, и с криком, — назад! — На подламывающихся ногах кинулся к гостинице «Москва», увлекая под скалоподобные ее стены, рассеиваемые огнем полки.
Жерло Моховой втянуло их подобно гигантскому вакуумному насосу, и теперь тащило по своему чреву между гостиницей «Москва» и не менее огромным Домом Совета Министров.
Димка увидел, как бегущий впереди комдив начал вдруг медленно оседать, и сделав несколько шагов к парапету министерства, рухнул у парадных дверей.
К нему тут же кинулся адъютант, но это уже было все равно; командир толпе стал более не нужен. Теперь она управлялась собственной яростью и страхом; яростью и неумолимостью общего движения, внутри которого нельзя было остановиться также, как в объятиях смерча либо горного потока.
Переходы на перекрестке Тверской и Манежной площади, также оказались взорваны; прибывшие немногим ранее части Гайдалова забрасывали провалы щитами ограждения, что стояли вокруг ремонтируемого отеля «Националь». Но это было необходимо для прохождения техники, а люди, уже наученные предыдущим опытом, устремились к узким бровкам тротуаров; самые же находчивые высадили парадные двери министерства, и теперь, преодолев коридоры, прыгали на мостовую из торцовых окон первого этажа.