Метагалактика 1995 № 1
Шрифт:
— Продолжайте, не останавливайтесь!
— А что продолжать? Это была чудесная девушка. Но только не от мира сего. Нет, нет, даже от мира, но только она от всех отличалась. Вы понимаете, она действительно отличалась, в ней было что-то даже небесное, чистое, да, небесное, но это, наверное, смешно… Она мне чем-то напоминает ромашку, белую, нежную. Это, знаете, есть такой деревенский цветок, растет на всех пустырях, но место ему только в сердце…
— А вот это к делу не относится, — предупредила телефонная трубка. — Все эти незабудки, ромашки, сердца… какая-то иллюзия. Вам не кажется?
— Кажется, кажется, — ответил я с бодрой готовностью, потому что снова
— Ну вот что, — резюмировал Николай Николаевич. — Допускаю, что вы волнуетесь. Но вашего дела я до сих пор не почувствовал. Вы сказали, что стали причиной смерти. Но это же только слова, иносказание. Бывает, что клиент на себя наговаривает, выдает нам, простите, чушь. А если он с воображением, то эта чушь у него разрастается, и тогда он становится похож на того барона… Ну-ну, подскажите, у меня какой-то ранний склероз…
— Мюнхгаузена.
— Вот-вот! Но я все-таки допускаю, что вы волнуетесь. Для разрядки у меня есть еще один вопрос. Из легчайших, конечно. Назовите год, число и месяц своего рождения. Это нужно для гороскопа…
— Я родился в августе пятьдесят пятого. Сталин умер уже, так что…
— А вот про Сталина не нужно. Так какого же числа вы родились?
— Четырнадцатого августа в два часа дня. Говорят, что тогда стояла жаркая, гиблая погода. Вокруг горели леса. Это была какая-то эпидемия на пожары. И в нашей сельской больнице тоже случилась беда. Рассказывают, что больничный сторож дядя Степан растапливал в огороде баньку и заронил искру — и нету баньки. А потом огонь перекинулся на сеновал в главном корпусе, — раньше ведь в сельских больницах были выездные кони, вы слышали?..
В трубке раздался смешок:
— Кто у нас задает вопросы — вы или я?
— Вы, конечно. Так вот, загорелся сеновал, и огонь перекинулся на главное здание, — больных стали эвакуировать… И мою мать тоже отвезли домой. Вы представляете этот ужас! Она только что родила, и вдруг этот пожар, и потеря крови, и отъезд домой. Потому не мудрено, что началась грудница и мать собралась умирать. Но ее отправили в областную больницу, а меня отдали другой женщине, которая рожала вместе с матерью. И она стала как бы моей кормилицей. Даже и не как бы, а по-настоящему. У нее было много молока, и это меня спасло. Эта женщина кормила меня несколько месяцев. Вот так, даже сейчас интересно… Я спал в кроватке рядом с ее дочкой.
— Стоп! — скомандовал Николай Николаевич. — Где она живет, эта женщина, где работает, какие у нее привычки, характер?
— Не знаю… — ответил я тихо и вежливо, даже с каким-то подобострастием. Оно возникает у меня тогда, когда вижу, что становлюсь кому-то интересен.
— Очень плохо, что не знаете. Я бы из-под земли достал эту женщину, ведь она заменила вам мать. Какой вы нелюбопытный… Хотя по натуре, если сказать откровенно, независимы и честолюбивы. Разве я не прав?.. И еще вы любите властвовать, покорять и очень цените дружбу. И в дружбе, кстати, очень пылки, заносчивы. Зато очень привязаны к детям — и к чужим, и к собственным.
Он там, видимо, с ходу читал мой гороскоп.
— Вот тут вы угадали! — прервал я Николая Николаевича.
Мой голос дрогнул, как будто мелькнула какая-то опасность, — и он сразу заметил:
— Вы не волнуйтесь. Иначе мне трудно организовать с вами контакт. Начнете нервничать — и все время будете как бы ускользать от меня, отдаляться. Вспомните, как пробивается в щелку солнечный лучик — осторожненько, ощупью, как бы таясь. Разве не так? А вы пробовали когда-нибудь накрыть его ладонью?
— Николай Николаевич, а вы блондин или рыжий?
— Что за чепуха? Или розыгрыш? Я теперь даже сомневаюсь: нужна ли моя помощь? Может быть, вы всего-навсего юморист…
— Простите, вышло как-то нечаянно…
— Это бывает и от застенчивости. Если так, то мы друг друга поймем. — Он удовлетворенно хмыкнул и продолжал уже более громко, напористо. — Итак, вы стали причиной смерти? Я верно вас понял?
— Верно… — ответил я тихим голосом, и все во мне напряглось.
— А раз верно, значит, в этом и зарыта причина ваших невзгод. Бессонница, нервы… Но, с другой стороны, может быть, вы все сочинили? Вы что, сами, простите, затолкали ее в петлю?
— Что вы? Какая петля?
— Вот и хорошо. Значит, ваше дело из разряда нравственных и этических, а уголовщиной здесь не пахнет. — Трубка самодовольно хмыкнула, мембрана несколько исказила звук, и получилось что-то среднее между кашлем и скрипом двери. Я сделался весь внимание, но трубка почему-то молчала. Мне стало горько. Может, я зря набрал этот номер. Ведь хотелось какой-то огромной чудесной беседы, которая бы подняла меня на своих облаках и сняла все печали. Но Николай Николаевич держал меня в совершенно обыденном круге, и все его вопросы усиливали тоску. Пауза затягивалась, в трубке раздавался сухой треск, похожий на электрические разряды, и, странно, в этих разрядах намечалось какое-то успокоение — моя долгожданная снотворная пилюля. И в это время трубка спросила:
— А как звали ту девушку?
— Вера… Но слово «девушка» к ней, пожалуй, не подходит. Ей было лет тридцать или чуть больше.
— О господи! Все Веры всегда обречены или очень несчастны. Никогда — вы слышите меня, — никогда не называйте свою дочь Верой. — В трубке снова раздалось хмыканье. На этот раз хитренькое, с намеком:
— Значит, вы любили эту Веру, а потом бросили? Или же намечался ребенок… Ну, договаривайте! — Трубка прерывисто, иронически дышала, и это чуть не взорвало меня. И я решил его отчитать, даже унизить:
— А вы слишком самоуверенны. Так вот: я не обманывал этой Веры. Просто она была больная — паралич ног. За ней ходила мама, простая колхозница. Вас это интересует?
— Конечно, конечно, — оживился Николай Николаевич. — Это как раз то, чего я добиваюсь. Значит, она вас полюбила?
— Нет, нет! Все началось, а вернее — кончилось, оттого, что однажды я привел к ней очень хорошего человека. Он познакомился с Верой, был чудесный вечер… А когда мы ушли — она расправилась со своей жизнью. — Все это я выпалил одним разом, и мне сразу же стало легче. Но это длилось недолго. Да и телефонная трубка снова заговорила: