Метахак
Шрифт:
– Ах, вот ты о чем, – усмехнулся Максим. – По условиям эксперимента тестировщики не должны встречаться друг с другом.
Алекс только кивнул. В тот же день ему оформили длительную командировку. Подавив в душе давящие сомнения, а в голосе взволнованные нотки, он созвонился с родителями. Попрощался с бабушкой и дедушкой, стараясь не показать им, что страшно волнуется. В «Нейрохак» его снова – в который уже раз! – обследовали медики и разрешили запуск. Пытаясь представить, как это будет, Алекс навоображал разных картинок в духе фантастических триллеров, но все произошло на редкость буднично. Медицинский наркоз, и… сам того не подозревая, тестировщик Успехов,
Уровень первый
Солнце зацепилось огненным краем за ледяные вершины Дальнего хребта, окрасив их драгоценным пурпуром. Внизу, в долине, быстро сгущалась мгла, и следовало поторопиться, чтобы не пришлось ночевать в лесу. Не то чтобы Лекс боялся ночевок на открытом воздухе – мало нашлось бы дураков связываться с наемником, который снимал перевязь с двумя мечами, разве что когда мылся. А мылся он редко. Нет, просто захотелось посидеть у камелька, выпить кружечку-другую красного пива и впиться зубами в сочные, хорошо прожаренные клубни земляного яблока. Осточертели вечные орехи да ягоды и ледяная родниковая вода. И хорошо, если родниковая, ведь нередко приходилось обходиться и болотной. Но только не сегодня…
Вислобрюх учуял придорожную корчму раньше своего наездника. Повел широкой мордой, фыркнул в предвкушении свежего овса и принялся веселее перебирать ногами. Всеми шестью. И как только он в них не путается? Обычно шестиноги в дикой природе не выживают. И Вислобрюх бы не выжил, не отбей его Лекс у стаи псоглавцев. Отбивал брошенного матерью, ослабевшего от голода жеребенка, а в итоге при обрел друга, который уже не раз спасал его из беды. Да, пришлось бедолагу выкармливать кобыльим молоком из рожка, как человечьего младенца, и неусыпно следить, чтобы тот не попался в зубы хищникам, но ведь не зря!
Через пару миль, когда окончательно стемнело, всадник разглядел слабый отблеск там, где в одном перекрестке сходились три дороги. Похоже, хозяин корчмы не жалел денег на свечную магию, пусть та и дорожала год от года. И Лекс не ошибся. Когда он, привязав преданного Вислобрюха к коновязи, толкнул сшитую из широких сосновых досок дверь, то едва не ослеп. Вся корчма была ярко залита светом крохотных язычков пламени, которые попросту, без затей, висели в воздухе. Под балками низкого потолка дым стоял коромыслом. Слышались развязные голоса изрядно захмелевших путников. Над жаровней сам собою вращался вертел с тушей болотного оленя, с которой прислужники срезали ломти пригоревшего мяса. Лекс поморщился: даже находиться в одном помещении с мясоедами ему было тошно.
Завидев нового гостя и мгновенно оценив опытным глазом его платежеспособность, хозяин корчмы поклонился вошедшему в пояс и кивнул вышибале, чтобы тот выгнал взашей совершенно раскисшего бродягу и очистил место для куда более состоятельного клиента. Бродяга попытался протестовать, но громадный, хотя и рыхлый с виду спорк сгреб пьяницу за шиворот и вынес за дверь, словно щенка. Новый гость оценил предупредительность хозяина злачного заведения, швырнув ему крохотную, с ноготь, иридиевую монетку. Мясистые губы хозяина расплылись в широкой жабьей улыбке. Судя по ней, владелец корчмы был жаболюд-полукровка. Значит, неподалеку должен быть какой-нибудь водоем.
– Чего изволит благородный гость? – осведомился хозяин.
– Земляблок, пива, зелени, лепешек, – принялся перечислять посетитель. – И моему жеребцу отборного овса, ну и напоить, конечно.
– Все будет сделано! – проквакал полукровка. – Напоим, накормим, почистим…
– Только седельных сумок не касаться!
– Как можно-с! – притворно обиделся хозяин. – Снырк все сделает и приглядит за вашим добром.
Он сочно шлепнул перепончатой лапой по столу, и низкорослое, поросшее зеленоватой шерстью существо выскочило из темного угла. Гость взглянул на него и невольно сглотнул. Снырк оказался Отлученным. Говорят, что сотни лет назад эти твари были маленьким человекоподобным народцем – веселыми и гостеприимными мысликами. Мыслики жили в мире со всеми бесчисленными расами Междумирья, исключая разве что кровожадных опырей. Селения этого народца обходила стороной даже Великая Грибница спорков. Всякий, кто искал приюта, мог постучаться в дверь любого мыслика и получить ужин, приятную беседу и ночлег. Казалось, что ничто и никогда не омра чит жизнь этого народца, но случилось несчастье.
Предание гласило, что однажды мыслик по имени Хольм приютил у себя странного человека. Одет тот был как странствующий фокусник – пестро и безвкусно. В благодарность за гостеприимство он предложил хозяину сыграть в интересную игру. Надо сказать, что мыслики страстно обожали разные игры и всегда просили гостей научить их какой-нибудь новой забаве. Неудивительно, что Хольм радостно согласился. Фокусник, которого позже окрестили Пестрым Чародеем, вынул три карты – черную, белую и ту, что с одной стороны была черной, а с другой – белой. Чародей объяснил своему хозяину, в чем заключаются правила игры…
«Нужно все, что у тебя есть хорошего, поставить на черную карту, а все плохое – на белую. То же делает и твой партнер по игре. Когда ставки сделаны, партнеры по очереди выбрасывают черно-белую карту. И в зависимости от того, какой стороной она ляжет, ты либо отдаешь партнеру все плохое, либо все хорошее!» Стали играть. Двухцветная карта Хольма легла черной стороной вверх, а карта Пестрого Чародея – белой. Радостно улыбаясь, Чародей покинул дом несчастного мыслика, жизнь которого с того рокового дня пошла под откос. Он поссорился с домашними и соседями, пристрастился к крепким хмельным напиткам, стал подворовывать – все темные мыслишки, низменные страсти, которые таились в глубине души прежде добропорядочного мыслика, теперь вышли наружу и вытеснили из нее все доброе.
Чтобы вернуть проигранное, Хольм начал играть сначала с близкими ему мысликами, а потом с дальними. И здесь коварство Пестрого Чародея проявилось во всей своей подлости. Когда Хольм выигрывал, он получал что угодно: деньги, дорогие безделушки, домашний скот и прочее добро проигравшего, но ему не удавалось вернуть ни прежнего веселого, легкого нрава, ни мягкого доброго сердца, ни крепкого здоровья. Страшная игра распространялась по селениям мысликов, как пожар. Один за другим превращались они в злобных, жестоких существ, способных безжалостно убивать, грабить, поджигать. С тех пор мысликов стали называть Отлученными – их словно отлучили от добра.
Мыслики рассеялись по всему свету. Они изменились даже внешне, напоминая двуногих крыс, потому что стали такими же стремительными, безжалостными и живучими. Большинство обитателей Междумирья обходили Отлученных стороной, но некоторые охотно нанимали их для охраны и мелких услуг. Владелец придорожной корчмы, похоже, был не из брезгливых. Он отдал распоряжение Снырку, и тот выскользнул за дверь. Лексу не очень-то нравилось, что за его Вислобрюхим будет ухаживать Отлученный, но он утешил себя тем, что жеребец не умеет играть в карты и не продует, если что, мерзкой твари ни свое, ни хозяйское добро.