Метаморф. Красный Робинзон
Шрифт:
Я кивнул. А что мне оставалось делать?
— Слушаюсь и повинуюсь, — и, закрыв глаза, приступил к дыхательным упражнениям. Расслабиться на сытый желудок да после приятной прогулки обычно бывает проще, но не в этот раз. Оптимизм и уверенность в себе внезапно покинули меня, помахав на прощанье щупальцами Алукарда. В голову лезла всякая чушь, предвещающая страх, мрак и светопреставление. Дружным парадом прошли перед глазами напыщенный Мишка Петровский, номенклатурщик Ворон, шпана из библиотеки с барабаном и трубой. Анна гналась за мной верхом на волке, размахивая ремнём с сияющей пряжкой. Бухарин лично ставил к стенке Юхтина, Малыша, Шкоду и Вику за укрывательство опасного преступника и дезертира, то есть, меня. Мама, роняя слёзы, штопала на моей рубахе обугленную, окровавленную дырку…
— Ты дурак, или как? — услышал я ворчливый
Разгневанный колобок продолжал покачиваться перед моим носом, уперев руки в бо… Стоп! Боков-то у него нет! Свои щупальца он упирает прямо в голову, отчего становится похож на букву «Ф».
— Давай! Давай! Ассоциативному мышлению устроим раздолье! Аналитическое подключим на полную мощность! Ага!!! Э-эй!!! Теросы!!! У нас тут бездонный кладезь ментальной энергии жаждет поскорее расстаться с жизнью! Я тут, из кожи вылезая, стараюсь держать над нами защиту, а ты не можешь хоть на полчаса от мыслей воздержаться. — Алукард был так рассержен, что даже в размерах увеличился — его глаз сейчас запросто можно было натянуть мне на голову… и не только… Он пульсировал, подпрыгивал в воздухе, как мяч, и потрясал щупальцами, то и дело сворачивая их в кулачки. Я устыдился. И если бы не был в этот момент ящерообразной чешуйчатой тварью, наверное, покраснел бы:
— Всё-всё! Понял я. Сейчас исправлюсь.
— Фиг с маслом! — рявкнул колобок, раздувшийся до размеров кракена. — Я не собираюсь рисковать твоим телом, полагаясь на твой неуравновешенный разум! В глаз смотри!!!
Выпученное око заслонило мир. От бездонного зрачка побежали алые трещинки. Чернота вспыхнула и превратилась в бешеный водоворот. Остатки осмысленности пропели на периферии сознания: «Вы слышите меня, бандерлоги?» «Мы слышим тебя, Каа!» И я погрузился во мрак.
Ну, то есть, как — во мрак? Я всё видел и слышал, и отчасти даже понимал. Я действовал очень быстро и уверенно. Но всё это делал как будто не я: мчался ужаленным сайгаком, брызжа в стороны мелкими камешками и перепрыгивая валуны, петлял меж редких деревьев, высматривал в горном монолите пригодную для укрытия расщелину, прислушивался, стараясь выделить в общем шумовом оформлении подозрительные и опасные звуки. Наконец, меж камней я заметил углубление и ринулся к нему. Опершись руками о камни, сунул ноги внутрь, примерился. Почувствовал, что как раз, и скользнул весь туда, как в танковый люк. Треснулся пятками и задницей о твёрдое дно, с размаху оседлав какой-то каменный выступ. Охнул и выругался, когда мне на голову всеми когтями приземлился Дружок (моя зверюшка виновато взвизгнула, прокатилась по мне мускулистым, мохнатым телом и замерла возле моих ног упругим комком с ощеренной пастью). И только тут перевёл дух.
— Вот так надо отключать сознание! — назидательно сказал Алукард.
— Угу… — буркнул я, устраиваясь поудобней, ощупывая хвостом площадку вокруг себя и настраивая зрение на ночное видение. Нора кишела шорохами, писками и похрюкиванием. Их источник злобно сверкал из темноты парой десятков красноватых глаз. Эти мигающие огоньки резво приближались ко мне, и количество их увеличивалось — видимо, из какого-то прилегающего к норе туннеля подходило подкрепление.
Вглядевшись, я довольно чётко разобрал их очертания. Пухленькие тельца с густым серо-коричневым мехом, короткие, но явно сильные лапки, снабжённые массивными когтями, круглые головы с подвижными ушками и носиками, пуговичные глазёнки… Хомяки! Размером с раскормленного кошака, но всё равно — хомяки. При других обстоятельствах, например, мои секретарши назвали бы их милыми мулипусиками. Но других обстоятельств у меня пока не предвиделось. И об их зубах в уменьшительно-ласкательной форме говорить я бы не стал: резцы каждого сверкали в темноте парой острых кинжалов и нетерпеливо подрагивали, предвкушая скорое соприкосновение с плотью пришельца. То есть, меня.
Они совершенно не волновались и не были разгневаны внезапным вторжением. Похоже, для них это было обычной практикой: сторожевой отряд поджидал у входа в нору свалившуюся или забравшуюся туда жертву, и в нужный момент давал сигнал. Тогда из боковых туннелей в головную пещеру стягивался весь клан и толпой нападал на гостя, пока тот не успеет очухаться.
Но я очухаться успел и был готов к схватке
— Ни о чём. Почти все первого ранга, — констатировал он. — Слабенькие совсем. Берут исключительно числом.
— А ещё яростью! — оценил я боевой настрой малышей.
В этот момент, видимо, вожак, издал боевой хрипловатый писк, и начался хомячий штурм. Я, кстати, не знал, что грызуны таких габаритов могут так хорошо прыгать. Они летели на меня мохнатыми мячиками, визжа и замахиваясь кинжалами зубов. Долетали не все. Многих сбивали на лету сильные лапы Дружка, или перехватывала его зубастая пасть. Слышался хруст костей, чавканье и звук разрываемой плоти. Но сдаваться хомячье воинство не собиралось. Боевые малявки с яростью, достойной лучшего применения, лезли и лезли, волна за волной. Цеплялись когтями, отлично справлявшимися с рытьём нор, но слабоватыми против моей бронированной чешуи или шерсти Дружка. Пытались рвать острыми зубами — не особо успешно, но всё же неприятно. Кучами висли на руках, ногах, плечах и хвосте.
С хвостом они, правда, реально погорячились. Потому что, повиснув на нём, каждый получал в горло или в мозг острый шип, на котором, мёртвенький, оставался висеть, защищая мою плоть от нападения сородичей. И довольно быстро эта замечательная конечность превратилась в недурственный веник, бодро разметающий врагов. Мохнатики катились кубарем, оглушительно верещали и перебирали лапками в воздухе, но, как честные берсерки, снова бросались в бой.
Развернуться в норе мне было особенно негде. Это для хомяков пещера была Колонным Залом Дома Союзов, а мне приходилось отбрыкиваться от этой кусючей братии в полусогнутомсостоянии. Да ещё надо было следить за тем, чтобы разминуться когтями с Дружком, которому тоже было здесь тесно.
Не знаю, истребили ли мы с моим метаморфом весь вид, но этот клан положили точно. Уж мы их душили-душили, душили-душили… Впрочем, несколько последних, собравшихся всё-таки дать дёру, я перехватил живьём у входа в боковой туннель: пригодятся для опытов. Остальные пали смертью храбрых и лежали у моих ног смятым меховым ковром.
Который, если с ним быстро не разобраться, скоро завоняет…
— Алукард, я правильно понимаю, что мы планируем задержаться в этой уютной норке?
Бесплотный фамильяр, единственный, не испытывавший дискомфорта от тесноты, покивал… всем, что у него было:
— Угу, а что?
— Да, вот думаю, что всё это нужно как-то утилизировать! Но не уверен, что в меня столько влезет. Всё же мы буквально только что плотно потрапезничали.
— Пара медитаций — и место освободится, гарантирую! — одноглазый колобок похлопал себя по пузику. — Но если думаешь, что мясо может к тому времени испортится — скорми его Дружку. Вот уж кто будет есть до тех пор, пока не лопнет… Ты только это. Пленных привяжи и кусачки им заизолируй чем-нибудь.
В сумке с одеждой, патронами и амулетами нашёлся и моток прочной верёвки. Чтобы зверюшки не дёргались, я парализовал их слабеньким разрядом электричества, тихонько треснув молниями. С зубами было сложнее. В каменном мешке трудно было найти что-то достаточно рыхлое, но прочное, что можно было бы использовать в качестве насадки на острые резцы. Всё-таки существа были хоть и первого ранга, но теросами, и имели уровни с пятого по девятый, так что были гораздо сильнее обычных животных. В итоге я не придумал ничего лучше, чем выломать пару позвонков у наиболее крупных их собратьев, поверженных в бою, и, проковыряв в них когтями дырки нужного размера, напялить на пленников эти самодельные бреккеты.
А затем мы приступили к очередному обеду.
— Тфу! — выплюнул я комок шерсти. В дальнейшем старался выедать только мясо, складывая шкурки в сторону. Зато Дружок заглатывал тушки только в путь. Лишь изредка довольно похрустывал косточками, а то и вовсе заглатывая хомяков целиком.
Алукард же, пока мы обустраивались, продолжил свою лекцию о Лакуне.
— К сказанному ранее добавлю, что в центре Лакуны находится большое озеро, в которое впадают все здешние реки и ручьи. Это пригодится для дальнейшего ориентирования на местности: рядом с озером расположены луга, привлекающие условно травоядных теросов малой и средней силы. Лесная фауна довольно разнообразна в смысле форм и характеристик.