Метаморфоза
Шрифт:
Мне не очень улыбается добираться в космопорт в компании явно сумасшедшего, но помолчав, я говорю:
– Я в космопорт. Буду благодарен за транспорт.
– Вот и мило.
– Эрих Фей, столп городской законности, чуть ли не потирает руки от удовольствия.
– А то у меня, знаете ли, есть небольшое к вам такое, как бы это сказать, предложеньице, при обсуждении коего наспех я опасаюсь наткнуться на необдуманно отрицательный респонс.
– На что, простите?
– Респонс, - повторяет Фей, - ответная реакция то бишь. По-староанглийски.
Я готов поклясться, что и по-новоанглийски "респонс" означает то же самое, но от замечаний благоразумно воздерживаюсь.
– Итак, - Фей распахивает дверцу машины, - милости просим в мой вегикл.
– Мне бы только переодеться. Я быстро.
– Ах!
– говорит он мне с восхищенным упреком в голосе.
– Все вы, инопланетяне, такие блюстители предрассудков и приличий. Идите, я подожду здесь.
По пути в космопорт Эрих Фей, гроза местных душителей и утонченный любитель староанглийского, посвящает меня в свои планы, которые я просто отказываюсь классифицировать. Вы человек смелый, профессиональный следопыт и все такое прочее, - говорит он, - вы можете прямо-таки очень помочь следствию, если не ограничитесь ролью свидетеля, а разделите со мной тяжкое бремя инвестигатора. Последнее слово, надо полагать, тоже было староанглийским, поэтому, пытаясь попасть в тон, я отвечаю, что пропозиция очень для меня лестная и как нельзя более соответствует моим внутренним побуждениям, однако релевантно ли будет аматеру инвестигировать столь серьезную и ответственную асассинацию?
– А?
– спрашивает бальзам городских неврозов.
– Асассинацию. Убийство то бишь. По-среднеанглийски.
И чувствую, что в тон не попал. Фей делает вид, что оценил юмор, и перекошенно улыбается. Вдоволь наулыбавшись, он говорит:
– Нет. Это будет вполне удобно. Я имею право привлекать к расследованию любого и на любом уровне. Я могу даже дать вам право расследовать этот случай самому, параллельно со мной - вам будут помогать все силы городского спокойствия. Но я хотел бы работать с вами в одной сцепке. Именно к этому сводится моя пропозиция.
Тут мы тормозим у главного здания космопорта, и я отвечаю:
– Давайте попробуем.
– Вот и прекрасно, - радуется Фей.
– Вперед!
Он хватает меня за руку, выволакивает из вегикла, и мы несемся по коридорам и залам - я, естественно, ни в малейшей степени не понимаю куда. Ужас местных правонарушителей довольно-таки грузен на вид, но удивительно проворен и совершенно не задыхается. Он почему-то (полагаю, из любви к спорту - в этом есть что-то староанглийское) не пользуется ни лифтами, ни горизонтальным внутренним транспортом - я уже успел узнать, что так называют здесь весьма странные экипажи для передвижения по коридорам, напоминающие моторизованные коляски для инвалидов, которых, в свою очередь, именуют здесь "бесконечными", и не потому, что им нет конца, а вследствие отсутствия у них одной или нескольких конечностей, каковую информацию еще утром сообщила мне словоохотливая старушка, в юности увлекавшаяся составлением толковых словарей узкого назначения, что имеет на Галлине, по словам той же старушки, беспрецедентно широкое распространение, причем, добавила она, хватая меня за рукав свитера, наибольшей популярностью пользуются толковые словари неиспользуемых языков, чем, по-видимому, и объясняется пристрастие к староанглийскому, вдруг обнаружившееся у Эриха Фея, предводителя борцов за городское спокойствие, в остальном человека тоже небезынтересного.
Мы тормозим в кривом приплюснутом коридоре, испещренном пятнами весьма мрачного света, и толкаемся в дверь, неряшливо окрашенную зеленым. Там, окруженный множеством разнокалиберных и разноцветных экранов, сидит очень молодой человек с очень маленькой авторучкой в руке и что-то очень старательно пишет на чем-то, очень напоминающем видом настоящую бумагу. При нашем появлении он резко вздрагивает.
– Посторонним сюда нельзя!
– кричит он, напуская на себя неестественную строгость.
– Как вы сюда попали? Немедленно!
– Городской спок, - увесисто говорит Фей, не вынимая рук из карманов, и молодой человек вздрагивает повторно.
– Вы один здесь? Кто-нибудь еще есть?
Тот кивает - сначала утвердительно, потом отрицательно.
– Ничего не пойму! Здесь кто-нибудь есть, кроме вас? Вы один тут?
Молодой человек кивает опять - на этот раз сначала отрицательно, потом утвердительно.
– Вопрос первый, - говорит Фей тоном, не предвещающим ничего хорошего.
– Когда прибыл инспекторский корабль?
Юноша что-то мычит, слова не выталкиваются, хотя он и помогает себе частыми раскрываниями рта и громкими сглатываниями в промежутках. Я не понимаю причины его страха и потому сам настораживаюсь. Гранд-капитан Фей, надежный охранитель спокойствия, в том числе и нервных молодых людей, пишущих в одиночестве на бумаге маленькими авторучками под старину, находит нужным предупредить:
– Считаю до трех, и вы арестованы!
– "Дидрих-Даймлер"!
– поспешно сообщает молодой человек, и лицо его отражает всю радость победы над голосовыми связками. По-моему, он идиот, думаю я.
– Это марка. А я спрашиваю - когда? Раз...
Нужная информация поступает незамедлительно, видно, что предупреждение возымело...
– Семнадцать пятьдесят восемь бэ цэ, рейс экстренный, задержка посадки двадцать три минуты, в пределах!
– Правильно, - говорит гранд-капитан, - молодец. А теперь напомни-ка, дорогой, что за турист сел перед "Дидрих-Даймлером"?
– Это был не турист, - тут же выпаливает юный олигофрен.
– Я ведь могу сказать: "Два".
– Но это действительно был не турист!
– защищается наша смена.
– Мы тоже сначала подумали, что турист, но регистрационная формула...
– Дай-ка ее сюда, твою формулу.
Мною овладевает глупое желание действовать, я уже еле сдерживаюсь, чтобы что-нибудь не спросить, только вот не представляю, о чем спрашивать.
– Вот.
– Парнишка поворачивается к экрану и начинает перед ним колдовать с помощью пассов, а также магических взглядов. Экраны панически вспыхивают, покрываются сыпью неудобочитаемых знаков, время от времени предъявляя увеселительные картинки.
– Вот. Сейчас, - успокаивает сам себя юный знаток регистрационных формул.
– Нет, не то. А-а, вот она!
Он тычет пальцами в четыре ряда символов, из которых я не знаю ни одного.
– Ага, - задумчиво вглядываясь в экран, говорит Фей.
– Все понятно.
– Ну!
– радостно подтверждает юноша.
– Еще что-нибудь?
И уже не так интенсивно веет от него радушием или страхом. Он понял, ему ничего не сделают.
– М-м-м... Скажи-ка мне, пожалуйста... Это что, действительно не туристы?
– Но вы же видите!
– Видеть-то я, конечно... А тогда кто?
Юноша понимающе ухмыляется, крутит головой, поглядывает иронически на полицейскую форму Фея.