Метель в моем сердце
Шрифт:
– Ей-богу, Мэри-Ли, поверить не могу, что тебе может льстить внимание Уэса Хеймера. – Уильям поглядел на нее с жалостью. – Он флиртует со всем, что имеет яичники.
– Не будь пошляком.
– Пошляком? – Уильям даже поперхнулся от смеха: кофе брызгами разлетелся у него изо рта. – Слышала бы ты, как сам Уэс рассуждает о женщинах! Разумеется, когда они не слышат. Он пускает в ход язык сточных канав – ты небось и слов-то таких не знаешь! – и безудержно хвастает своими сексуальными подвигами. Его послушаешь, так можно подумать, что он еще школу не
Мэри-Ли знала, что эта тирада вызвана главным образом уязвленным самолюбием. Уильям отдал бы все на свете, чтобы стать или хоть казаться таким жеребцом, как Уэс. Он так и не изжил в себе детской зависти к удачливому однокласснику. Статус лучшего ученика не шел ни в какое сравнение с ореолом капитана футбольной команды. Во всяком случае, в округе Клири.
Но она также знала, что его рассказ об Уэсе, пусть и не без преувеличений, был чистой правдой. Она участвовала в работе педсовета вместе с Уэсом Хеймером. Он расхаживал по школе, словно она была его вотчиной. Он пребывал в убеждении, что ничего важнее спорта на свете нет, и раз уж он тренер футбольной команды и спортивный инструктор, значит, он тут главный. Он упивался своим титулом и вовсю пользовался связанными с ним привилегиями.
– Тебе известно, что он совращает своих учениц?
– Это сплетни, – возразила Мэри-Ли. – И распространяют их сами девочки. Они спят и видят, чтобы их кто-нибудь совратил.
– Удивляюсь я твоей наивности, Мэри-Ли. Ты совершенно не знаешь жизни. – Уильям сокрушенно покачал головой. – Можешь обманываться насчет Уэса Хеймера, если ты такая глупая, но, как твой старший брат, я должен заботиться о твоих интересах. И мой тебе совет: найди себе другого героя. – С этими словами, захватив с собой кофе и газету, он ушел в гостиную.
Уильям унаследовал от отца любовь к распорядку. Ужин должен был ждать его на столе ровно к тому часу, когда он возвращался из аптеки. После ужина он читал газету, пока Мэри-Ли мыла посуду и убирала в кухне. А к тому времени, как она устраивалась в гостиной, чтобы проверить школьные тетради, он уходил в свою спальню и смотрел телевизор перед сном.
Они жили в одном доме, но редко встречались в одной и той же комнате.
Мэри-Ли неизменно спрашивала его, как прошел день в аптеке, а он почти никогда не задавал ей таких же вопросов о школе, как будто ее работа ничего не значила.
Он свободно высказывал вслух свои мысли, чувства, мнения, но лишь отмахивался, когда она делилась с ним своими соображениями.
Он мог уйти из дому вечером, не докладывая ей, когда вернется, где и с кем проводит время. А если ей хотелось куда-нибудь пойти, она должна была заранее предупредить, куда уходит и когда ему ждать ее возвращения.
Когда бесследно исчезла вторая женщина из местных, Уильям стал проявлять особую бдительность по поводу ее приходов и уходов. Нередко Мэри-Ли мысленно спрашивала себя: на самом ли деле он так озабочен ее безопасностью или ему просто нравится демонстрировать
Мэри-Ли исполняла все бытовые обязанности жены, не обладая ее статусом. Она была старой девой и делала для своего брата то, чего не могла сделать для другого мужчины за неимением такового. Без сомнения, люди так и думали о ней. Жалостливо качали головами и бормотали ей вслед: «Помилуй бог бедняжку!»
У Уильяма была своя жизнь. У нее тоже. Его жизнь.
До недавних пор, когда все вдруг чудесным образом переменилось.
8
Напряжение, висевшее над обеденным столом в кухне Хеймеров, было таким же увесистым, как бифштекс с кровью, который Дора поставила перед Уэсом. Он отрезал кусок, обмакнул его в лужу кетчупа на своей тарелке и сунул в рот.
– Ты говорил, что анкеты уже заполнены и отправлены, – проговорил он с набитым ртом. – А я захожу к тебе в комнату и вижу, что все они на месте, разбросаны по столу. Значит, ты не только не исполнил свой долг, но еще и солгал мне.
Скотт ссутулился на стуле и, упорно не поднимая глаз, размазывал вилкой картофельное пюре по своей тарелке.
– Я готовился к экзаменам за первое полугодие, папа. А на Рождество мы уехали на неделю к дедушке. А когда начались занятия, мне надо было делать уроки. Я был занят.
Уэс запил мясо глотком пива.
– Ты был занят. Всем, чем угодно, только не своим будущим.
– Нет.
– Уэс!
Он бросил взгляд на жену.
– Не вмешивайся, Дора. Это наш со Скоттом разговор.
– Я начну заполнять анкеты сегодня вечером. – Скотт оттолкнул тарелку и положил салфетку на стол.
– Я начну заполнять их сегодня вечером. – Уэс яростно ткнул ножом в сторону тарелки Скотта. – Доедай.
– Я не голоден.
– Все равно доедай. Тебе нужны протеины.
Скотт расстелил салфетку на коленях и демонстративно атаковал свой бифштекс ножом и вилкой.
– Во время каникул я смотрел сквозь пальцы на то, что ты ел, – сказал Уэс. – Но теперь я с тебя глаз не спущу. До конца весенних тренировок я буду следить за твоей диетой. Больше никаких сладостей.
– Я испекла яблочный пирог, – вставила Дора.
Сочувственный взгляд, брошенный ею на сына, разозлил Уэса даже больше, чем мысль о пироге.
– Половина его проблем исходит от тебя. Ты его избаловала, Дора. Будь твоя воля, он вообще не пошел бы в колледж. Ты держала бы его здесь и нянчила до конца своих дней.
Они закончили ужин в молчании. Скотт упорно не поднимал головы и работал ножом и вилкой, пока не очистил всю тарелку, после чего попросил разрешения уйти.
– Вот что я тебе скажу, – Уэс великодушно подмигнул сыну. – Дай ужину улечься, а потом… Вряд ли один кусок пирога тебе повредит.
– Спасибо.
Скотт бросил салфетку и, громко топая, ушел из кухни. Через несколько секунд дверь его комнаты громко хлопнула, а потом из-за нее донесся грохот рок-н-ролла.
– Пойду поговорю с ним.