Метель

Грендон Стивен

Они поднялись и вместе направились в гостиную. У двери они столкнулись с Генри. Он отступил немного в сторону и сказал:

– Уж я-то должен был знать, что мы здесь окажемся отрезанными от внешнего мира, - и прежде чем Клодетта успела возразить что-либо, добавил.
– Хорошо-хорошо, еще только окажемся. Начинается ветер, идет снег, а я знаю, что это значит.

Генри пропустил Клодетту с мужем в гостиную, а сам направился в пустынную столовую. Там он на мгновение остановился и посмотрел на длиннющий

стол. Затем, обогнув его, он подошел к стеклянным дверям, раздвинул шторы и, щурясь, уставился в темноту. Эрнест увидел его стоящим у окна и крикнул из гостиной:

– Генри, тетушка Мэри не любит, когда там раздвигают шторы!

Генри, обернувшись, ответил:

– Ну, она пусть и дальше боится, а я рискну.

Клодетта, всматриваясь в ночь поверх головы Генри вдруг воскликнула:

– Посмотрите, там кто-то есть!

Бросив быстрый взгляд через стекло, Генри сказал:

– Нет там никого: это снег, а ветер гоняет его туда-сюда.

Задернув шторы, Генри отошел в сторону.

Клодетта заметила неуверенно:

– Но я могу поклясться, что видела, как кто-то прошел мимо.

– Тебе это могло показаться с того места, где ты стоишь, - предположил Генри.
– Но я лично считаю, что на тебя слишком подействовали чудачества тетушки Мэри.

При этих словах Эрнест сделал резкий жест, и Клодетта оставила замечание без ответа. Клодетта продолжала сидеть, вперившись неподвижным взглядом во все еще колыхавшиеся шторы на стеклянных дверях. Некоторое время спустя она поднялась и вышла из гостиной, прошла вниз по длинному коридору в восточное крыло дома, нашла комнату тетушки Мэри и осторожно постучала в дверь.

– Войдите, - послышался голос старухи.

Клодетта открыла дверь и вошла в комнату. Тетушка Мэри сидела в ночной сорочке, а ее непременные атрибуты в виде лорнета и трости покоились на бюро и в углу соответственно. Выглядела она на удивление добродушной, в чем Клодетта сразу созналась самой себе.

– Хм, а ты думала, я переодетое чудовище, не правда ли? спросила старуха, улыбаясь, что не было на нее похоже.
– На самом деле я не чудовище, как ты убедилась, да к тому же сама, вроде бы, побаиваюсь окон на западной стороне.

– Я хотела вам кое-что сказать об этих окнах, - начала Клодетта и вдруг замолкла.

Молодой женщине стало не по себе от странного выражения, появившегося на лице старухи: оно отражало не гнев или неудовольствие, а затаенную мучительную неизвестность. Что ж, старуха испугалась!

– Ну и?
– быстро спросила старуха.

– Я на какое-то мгновение посмотрела в окно, и мне показалось, что снаружи кто-то есть.

– Вот именно, показалось, Клодетта, у тебя играет воображение. А может быть, все дело в метели.

– Играет воображение? Допускаю. Но метели не было:

ветер задул позднее.

– Я сама так часто обманываюсь, дорогуша. Иногда я утром выходила посмотреть, нет ли следов, и никогда их не находила. Хоть у нас и есть телефоны и радиоприемники, все же начинается метель, и к нам попасть практически невозможно. Ближайший сосед живет у подножия длинного покатого склона, а это три мили отсюда, да к тому же на всем пути леса. Ближайшая дорога проходит там же.

– Но я видела так отчетливо. Могу поклясться.

– Может быть, утром выйдешь посмотреть?
– резко спросила старуха.

– Вот еще.

– Значит, ты ничего не видела?!
– Это был наполовину вопрос, наполовину приказ.

– Тетушка, ну зачем вы все усложняете, - заметила Клодетта.

– Так ты видела или не видела?

– Не видела, тетушка Мэри.

– Очень хорошо. А сейчас может поговорим о чем-нибудь более приятном?

– Ну, конечно... Извините, тетушка. Я не знала, что там погиб дед Эрнеста.

– Хм, он тебе все-таки рассказал, да?

– Да, Эрнест сказал, что именно по этой причине вы не любите видеть холм после заката солнца; что вы не любите, когда вам напоминают об этом.

Старуха взглянула на Клодетту - лицо ее ничего не выражало.

– Бог даст, Эрнест так никогда и не узнает, насколько он был близок к истине.

– Что вы этим хотите сказать, тетушка Мэри?

– Ничего, что тебе следовало бы знать, дорогуша, - она снова улыбнулась, и лицо ее стало менее суровым.
– А сейчас, Клодетта, тебе, пожалуй, лучше уйти: я устала.

Клодетта послушно поднялась и направилась к двери. У двери старуха остановила ее, спросив:

– Как погода?

– Идет снег, по словам Генри, сильный ветер, и дует ветер.

При этом известии на лице старухи отразилось неудовольствие.

– Плохо, совсем плохо. А если сегодня кому-нибудь вздумается тащиться на этот холм?
– спросила старуха как бы у самой себя, забыв о том, что Клодетта стояла у двери. Вдруг, вспомнив о присутствии молодой женщины, она произнесла.
– Но ты же знаешь, Клодетта. Спокойной ночи.

Выйдя из комнаты, Клодетта прислонилась спиной к закрытой двери и попыталась понять, что могли означать слова старухи: "Но ты же знаешь, Клодетта". Она недоумевала - странные слова. Странно и то, что на какой-то миг старуха совершенно забыла о ее присутствии.

Клодетта отошла от двери и, едва повернув в восточное крыло, натолкнулась на Эрнеста.

– А, вот ты где, - сказал он.
– А я все гадал, куда ты подевалась.

– Я немного поговорила с тетушкой Мэри.

– Генри опять выглядывал в окна на западной стороне, и теперь он считает, что там кто-то есть.