Меткая Пуля
Шрифт:
— А вы не думаете, что я должен опасаться индейцев?
— Нет, если вы будете поступать правильно.
— Так я ожидаю вас.
— Вам придется подождать всего несколько минут. Граф сошел с пригорка тем же спокойным шагом, каким пришел.
Когда он вернулся к индейцам, его окружили друзья.
Они видели все, что произошло, и пришли в восторг от способа, которым граф прекратил спор.
— Боже мой, как американцы грубы! — вскричал молодой человек. — Отдайте ему скот, вождь, и покончим с этим, прошу вас. Грубиян чуть было не взбесил меня.
— Вот он сам идет, — произнес Серый Медведь с неуловимой улыбкой.
Действительно, Джон Брайт направлялся к ним. Достойный американец после надлежащей нотации от жены и дочери сам усмотрел всю неловкость своего поведения и от души желал поправить ее.
— Право, господа, — сказал он, приближаясь, — мы не можем так расстаться. Вы оказали мне громадную услугу, и мне хотелось бы доказать вам, что я совсем не так глуп, как, вероятно, кажусь. Будьте же так добры и согласитесь отдохнуть у меня с часок, хотя бы только для того, чтобы доказать, что простили меня.
Это приглашение было сделано так откровенно и вместе с тем дружелюбно, добрый человек так явно стыдился своей неловкости и желал загладить ее, что у графа не хватило духу отказать ему.
Индейцы расположились на том же месте, где стояли, вождь и трое охотников последовали за американцем в лагерь, где скот уже стоял на своем прежнем месте.
Прием был таким, какой обычно бывает в прериях.
Женщины наскоро приготовили закуску в палатке, пока Уильям со слугами разбирал укрепление, чтобы открыть проход для гостей, которых вел за собой отец.
Люси Брайт и Диана ждали посетителей у входа в лагерь.
— Добро пожаловать, господа, — сказала жена американца с любезным поклоном, — мы вам так обязаны, что считаем за счастье принимать вас у себя.
Вождь и граф де Болье вежливо поклонились достойной женщине, которая старалась по мере сил поправить неловкую грубость своего мужа.
При взгляде на девушку граф пришел в странное волнение, так что сперва даже не мог дать себе в нем отчета; сердце его сжалось при виде этого очаровательного создания, жизнь которого постоянно подвергалась опасности в этих диких и безлюдных местах.
Диана опустила глаза, покраснев от пламенного взора молодого человека, и робко отступила ближе к миссис Брайт, движимая, вероятно, врожденным чувством стыдливости, побуждающим девушку искать защиты у матери.
После всех приветствий Серый Медведь, граф де Болье и Меткая Пуля вошли в палатку, где их ожидали Джон Брайт и его сын.
Когда прошла некоторая неловкость первой встречи — а между людьми, знакомыми с жизнью прерий, это оказалось довольно скоро, разговор стал живее и откровеннее.
— Так вы оставили колонию с намерением более не возвращаться? — спросил граф.
— А что прикажете? — ответил переселенец. — У кого семья на руках, тот волей-неволей должен углубляться в прерии, на границе все так дорого.
— Что касается вас, то я все понимаю, вы мужчина и везде сумеете выбраться из беды. Но вот вашу жену и дочь вы осуждаете на очень печальное и бедственное существование.
— Долг жены следовать за мужем, — ответила миссис Брайт с легким укором. — Я счастлива везде, где бы мы ни находились, лишь бы мне быть с ним.
— Это прекрасно, я благоговею перед вашими чувствами, миссис Брайт, но позвольте возразить вам.
— Говорите, сэр.
— Разве необходимо было уходить в такую даль, чтобы найти удобное место для поселения?
— Конечно, нет, но тогда мы подвергались бы опасности, что рано или поздно владельцы вспаханной нами земли выгнали бы нас с нашего нового места и вынудили бы приняться немного дальше за устройство новой плантации…
— Тогда как здесь, — продолжал Джон Брайт, — нам опасаться нечего, земля не принадлежит никому.
— Мой брат ошибается, — ответил вождь, который до той поры не произнес ни слова, — вся земля на десять дней хода во все стороны принадлежит мне и моему племени; бледнолицый находится на охотничьих землях кайнахов.
Джон Брайт посмотрел на индейца в смущении.
— Ну, так мы пойдем еще дальше, жена, — сказал он спустя минуту, словно примирившись с неудачей.
— Куда может идти бледнолицый, где земля не принадлежала бы никому? — строго возразил индейский вождь.
Тут американец не знал, что возразить. Девушка, никогда еще не видевшая индейца вблизи, рассматривала его с любопытством и страхом. Граф улыбался.
— Вождь прав, — сказал Меткая Пуля, — прерии принадлежат краснокожим.
Джон Брайт в унынии опустил голову на грудь.
— Что же делать? — пробормотал он.
Серый Медведь положил руку на его плечо и сказал:
— Откройте уши, мой брат, вождь будет говорить. Американец взглянул на него вопросительно.
— Эта земля нравится моему брату? — спросил индеец.
— Не вижу причины скрывать, что это отличнейшая земля, какую мне приходилось встречать, — в двух шагах река, сзади огромный девственный лес. О! Разумеется, это великолепная местность и — клянусь Богом! — я устроил бы тут великолепную плантацию.
— Я уже говорил моему бледнолицему брату, — продолжал вождь, — что эта страна принадлежит мне.
— Да, говорили, вождь, и я не отрицаю этого.
— Итак, если бледнолицый желает, он может приобрести столько земли, сколько ему понадобится, — решительно сказал Серый Медведь.
При таком предложении, которого американец вовсе не ожидал, он мигом навострил уши, в нем сказалась натура скваттера.
— Как же я могу приобрести землю, когда у меня ничего нет? — спросил он.
— Это все равно, — ответил вождь.