Меткие стрелки
Шрифт:
Чтобы метко попадать в цель, нужно правильно судить «об отдаленности предметов». Поэтому офицеры, «заставляя солдата маршировать или бегать», должны «показывать ему какое-либо дерево, дом, ограду или другой видный предмет, спрашивая, в каком он полагает его расстоянии; потом приказывать считать шаги до этого предмета и таким образом узнавать свою ошибку… Начинать с малых дистанций - с тридцати до пятидесяти шагов - и потом увеличивать оные постепенно до двухсот и до пятисот шагов…» Умение «угадывать верно расстояние есть основание цельной стрельбы».
Но этого мало. Стрелок, приобретя «твердый навык хорошо зарядить, верно прицелиться
Егерей и застрельщиков, которые умели все это делать в совершенстве, «Правила» называют «мастерами ремесла своего».
П.И. Багратион.
Это были настоящие снайперы.
Они уничтожали офицеров противника, курьеров, скачущих с донесениями, орудийную прислугу и вели убийственный огонь по местам, где неприятель проходил «в стесненном порядке, как через мосты, лощины или другой какой-либо дефиле».
Пули метких стрелков «умеряли живость и бодрость наступающего неприятеля» и «ускоряли бегство отступающего».
Еще не так давно у некоторых африканских племен существовал обычай: каждый юноша, когда ему исполнялось шестнадцать лет, должен был подвергнуться испытанию.
Старшие раздевали его, размалевывали с ног до головы белой краской, давали щит, копье и, проводив до ближайшей опушки, говорили:
– Пока с тебя не слиняет краска, лучше не попадайся нам на глаза. Заметим тебя белого - убьем.
Мальчик знал, что суровые наставники слов на ветер не бросают, и старался забраться куда-нибудь подальше в лесную глушь. Там он и жил, пока не исчезало последнее белое пятнышко. А краска была прочная и держалась не меньше месяца. Все это время юноша должен был сам заботиться о себе. Дичь он убивал копьем, огонь добывал трением палочек, одежду делал из шкур убитых зверей, шалаш строил из веток и листьев.
Плохо приходилось испытуемому, если он не знал назубок лесной науки: либо он погибал от голода, либо попадал в когти хищного зверя. Зато выдержавший трудное испытание гордо шагал домой: теперь он был настоящий воин и охотник.
Русские войска входят в Париж.
Все соплеменники высыпали ему навстречу и, убедившись, что от краски не осталось и следа, радостно восклицали: «В деревню пришел новый мужчина!»
Такому же испытанию, только без размалевывания белой краской, подвергались юноши у североамериканских индейцев. Выдержавшему торжественно вручали головной убор воина, сделанный из орлиных перьев.
Казаков, селившихся по берегам Дона, Терека и Кубани, экзаменовала сама жизнь. Дикие плавни, в которых легко мог укрыться недруг, были школой казака, а охота - его учителем. С малых лет привыкал он сносить тяжелые
Путешественник, побывавший в середине прошлого века на Кубани, с восхищением писал о ловкости и проворстве станичных удальцов: «С ними никто не сравнится. Казак умеет подкрадываться, как лисица, нападать, как пантера, исчезать, как птица».
Лучшие стрелки и разведчики назывались у казаков пластунами. На свои опасные поиски они отправлялись пешком в одиночку или небольшими партиями. Кабаньими тропами пробирались они к стану врага и выведывали все о его намерениях.
Пластун мог действительно пластом целую ночь неподвижно пролежать в колючих зарослях или в болотной топи, и ни одно подозрительное движение не укрывалось от него. Как тень, скользил он в густом камыше, пытливо оглядывая каждую сломанную ветку, каждый след на прибрежной отмели. Почуяв присутствие врага, он залегал в кустах. Ухо его слышало, как растет трава; глаз его видел, как высыхают на стебле травы росинки.
Пикет на кубанских линиях.
Не каждый мог сделаться пластуном. Там, где спорили обоюдная отвага и хитрость, где куст мог внезапно ожить, где у птицы мог оказаться человеческий голос, - там нередко один замеченный след решал судьбу воина. Тот не годился «пластуновать», кто не умел обнаружить след противника и прочесть по нему, куда направлен его удар.
Настоящий пластун умел неслышно пробираться в трескучем камыше и ловко «убирал» за собой собственный след. Если по росистой траве или свежему снегу след тянулся за ним неотступно, пластун «запутывал» его: прыгал на одной ноге и, повернувшись спиной к цели своего поиска, шел пятками наперед. Про такого пластуна говорили, что он «задкует» - хитрит, как старый заяц.
Как рыбак с детства владеет веслом, так владел ружьем казак, всю жизнь проводивший на войне и охоте. Он бил без промаха даже впотьмах - не на глаз, а на слух.
– Доброе ружье, - одобрительно кивая головой, говорил казак, когда случалось ему видеть точный выстрел. Стрелка он не хвалил. Казаку и в голову не приходило, что из хорошего ружья можно промахнуться.
Но и среди казаков некоторые выделялись своей необыкновенной меткостью. Таким был казачий сотник Федор Тихонович Науменко. Славу лучшего стрелка он приобрел в 1854 году во время боев под Карсом. У Наумеико был длинноствольный охотничий штуцер тульской работы. Заслышав звук этого штуцера, турки говорили:
– Еще одного мы потеряли. Шайтан выстрелил. Однажды вечером явился к Науменко лазутчик и рассказал, что турецкий бей вызвал стрелка, родом из Анатолии, и обещал ему сто лир, если он убьет «шайтана». Когда тот не в меру расхвастался, другие стрелки сказали:
– Ты говоришь, что убиваешь ласточку на лету. Может быть, это и правда, но русский, в которого ты будешь стрелять, попал в голову скачущего коня за триста шагов.
– Я, - ответил анатолиец, - за всю свою жизнь сделал один промах: мне было тогда десять лет.