Меткий стрелок
Шрифт:
— Да. Но ведь… — голос у Кирилла дрогнул, — Олег мой друг.
— Твоего друга ищет ментовка, — резко сказал Шустов. — И если найдет он всех нас продаст. Думаешь, Сац захочет тянуть срок один?
— Но… Но может быть, есть другие способы?
— Делай как знаешь, — неожиданно смягчился Зелек Александрович. — Тебе выбирать. Либо тюрьма, либо…
— Я все понял, Зелек Александрович. Сегодня же улажу эту проблему.
— Вот и молодец. Я знал, что ты поймешь. Ладно. Если что — звони. Пока.
Кирилл положил трубку на рычаг и посмотрел на свое отражение в зеркале.
«Ничего личного, приятель, — тихо сказал он своему отражению. — Это всего лишь бизнес. Просто бизнес».
Глава шестьдесят восьмая
Мефодий Ремизов с детства ненавидел свое имя. Ладно бы, если его назвали так в эмиграции — родителей можно было бы оправдать: тоска по родине, желание вернуться к истокам и так далее. Но ведь когда он родился, родители его жили еще в Союзе, причем жили относительно неплохо. За станком они не стояли, кувалдой по наковальне не били, да и за плугом по свежевспаханной борозде не шли. Папа разъезжал по стране с блокнотом и ручкой в кармане. Это называлось — «творческие командировки». Мать вообще большей частью сидела дома — со своими болячками, большинство из которых были мнимыми. Откуда же они выкопали это идиотское имя?
Ответ был один: во всем виновато слабое воображение матери. Старший брат у нас кто? Кирилл! Стало быть, младшего мы назовем… как? Правильно! Мефодий!
«Почему я всю жизнь должен расплачиваться за чужую тупость?» — думал Мефодий. Был, конечно, один выход: дождаться совершеннолетия и сменить имя. Но Мефодий пойти на это не мог. И не только потому, что был очень суеверным. Менять имя, данное родителями, думал он, — значит, предать свой род, выскочить из четкой последовательности, которую собой этот род представляет. То есть совершить математическую ошибку! А против этого восставало все его естество. Можно сказать, что Мефодия подвела душевная тяга к точным наукам.
Поэтому ему не оставалось ничего иного, как просто смириться.
Смириться-то он смирился. Но неприятный осадок в душе остался. Он страшно завидовал своему старшему брату. Мало того что у того было красивое, звучное имя, но и внешне он удался куда лучше. Поначалу, в детстве, Мефодий не принимал это близко к сердцу. «Ничего, — думал он. Какие наши годы. Я еще его перерасту».
Но годы шли, Мефодий становился взрослым, но так и не дотянул брату даже до переносицы. «Зато я умней», — пробовал думать Мефодий. Но эта мысль мало его утешала.
Вот и стрельбой он занялся единственно для того, чтобы хоть в этом не отстать от брата. Однако не получилось. С первой же тренировки выяснилось, что до брата ему как до Луны пешком.
И чем дальше, тем больше. Вскоре Мефодию стало казаться, что Кирилл специально уговорил Зелека Александровича оплатить тренировки младшего брата, чтобы тот оттенял своим неуклюжим убожеством его красоту и великолепие. Мефодий, конечно, понимал, что это не так, но ничего не мог поделать с мрачными мыслями, приходящими ему в голову.
Когда Кирилл предложил ему заниматься совместным бизнесом, Мефодий был на седьмом небе от счастья. Он тогда еще слабо себе представлял, чем именно им придется заниматься. И в какой компании. Достаточно было того, что они будут вдвоем. Как равные! Через несколько дней до Мефодия дошло, в какую аферу они ввязались, но отступать уже было поздно. Что бы ему на это сказал брат? Какими глазами он бы на него посмотрел?
Мефодий прекрасно помнил тот день, когда Шустов поручил им догнать воришку, укравшего из кассы двадцать пять тысяч баксов. Он помнил разговор Зелека Александровича с братом. «Если не отдаст добром, разрешаю применить силу». — «В каких пределах?» — «В каких посчитаешь нужным. Только не переусердствуй!»
Догнали они воришку легко. Тот был перепуган до смерти и рад был отдать не только двадцать пять тысяч, но и все, что имеет, лишь бы его оставили в живых. Задача была выполнена, однако Кириллу этого было мало.
Мефодий видел, каким недобрым огоньком горели глаза брата.
«Давай отойдем за кусты», — сказал воришке Кирилл. Воришка был вне себя от страха, но не посмел возразить. Перед тем как спуститься с дороги, Кирилл обернулся и весело подмигнул Мефодию. Через несколько минут раздался хлопок. Потом еще один. Мефодий знал, что означают эти хлопки.
Он с трудом выбрался из машины, отошел к обочине и согнулся пополам. Его вырвало. Ноги дрожали, перед глазами стояла пелена.
— Ты что? — услышал он у себя за спиной удивленный голос Кирилла.
— Не знаю, — ответил Мефодий. — Жарко. Укачало, наверное.
— А, — сказал Кирилл. Похлопал брата по плечу и рассмеялся. — Говорил я тебе не есть эту баранину. От нее же явно пованивало.
— Это не от баранины, это от соуса, — выдавил из себя Мефодий.
Кирилл усмехнулся:
— Будешь знать, как не слушаться старшего брата.
Они сели в машину.
— Ты его убил? — тихо спросил Мефодий.
— Да, братишка. Мне пришлось это сделать.
— Почему?
— Понимаешь… — Кирилл ласково погладил рукоять пистолета. — Он стал сопротивляться. Выбирать не приходилось: либо я его, либо он меня… Или ты предпочитаешь, чтобы на его месте оказался я?
Вопрос был риторическим, поэтому Мефодий не стал на него отвечать. Он просто отвернулся к окну и всю оставшуюся дорогу молчал.
Нельзя сказать, что он долго потом переживал. Нет. Кирилл и Зелек Александрович относились к происшедшему как к само собой разумеющемуся. Мефодий подхватил это настроение и как-то очень быстро успокоился. Всегда легче сбросить с себя груз вины, когда знаешь, что ты такой не один.
С убийством Доли Гординой все было еще проще. Зелек Александрович расписал его по ролям.
— Хорошо спланированное убийство должно быть похоже на произведение искусства! — говорил он.
— Не понимаю, что тут может быть общего? — удивился Мефодий.
— Ну как же. Есть замысел. Так? Есть сюжет. Есть техническое воплощение. Есть стиль. И наконец — есть своя эстетика. Ведь настоящее убийство должно выглядеть красиво.
— Не понимаю, что красивого в том, когда один забулдыга втыкает в другого забулдыгу столовый нож? Или бьет его по голове бутылкой?