Метресса фаворита. Плеть государева
Шрифт:
Лукьянова хоть и встретила сыщика на пороге пятого от штаба домика, часто кланяясь и изображая на лице всяческое удовольствие его визитом, Петр Петрович быстро смекнул, что от этой хитрой тетки он не выведает ровным счетом ничего.
Лукьянова жила с мужем – одноногим инвалидом. Жила небогато, но, что называется, и не бедствовала. По всей видимости, денег, которые заплатила за ребенка Минкина, ей хватило надолго. А может, не Минкина, а сам Аракчеев на свой счет переселил семью кормилицы, дабы та была поближе к ненаглядному Мишеньке. Знал он или нет о том, что воспитывает чужого ребенка, но ведь воспитал, выучил, вывел в люди. А если сынуля предпочитал военной
Лукьянова оказалась высока и сутула, серые умные глаза смотрели напряженно, в светлых, гладко зачесанных волосах поблескивал еле заметный иней седины, впрочем, когда люди с такими белыми волосами начинают седеть, обычно это почти незаметно.
– Барский сынок? Михаил Андреевич, – расплылась в улыбке Аглая Лукьянова, – так уехал на похороны в Грузино. Анастасия-то Федоровна, какое горе… – Она покачала головой. – А ты что же, отец родной, никак с ними разминулся?
– Должно быть, разминулся, – соврал Корытников.
– Боюсь, скоро не вернется, такие дела. Как же быть? – Она поцокала языком. Может, в гостиницу вас проводить, дождетесь. А нет, так возвращайтесь в Грузино, он и сейчас должен быть там. Такие дела скоро не делаются.
– А вы, стало быть, сама из Грузино? Раз в кормилицах были у Михаила Андреевича?
– Так оно и есть. Из Грузино я. Тамошняя, – закланялась тетка.
– И что же, у Михаила Андреевича есть молочный брат или сестра?
– Нет, барин. Когда мужа в солдаты забрили, я тяжелая была. А потом… – Она вытерла фартуком несуществующую слезу. – Ребенок-то мой помер, а в тот же день у Анастасии Федоровны Мишенька народился. Ну, она меня в кормилицы и позвала. А я что? Молока полно. Сыночка своего схоронила и в барский дом переехала. Так и жила там, пока Михаил Андреевич подрастал.
– А сыночка своего, стало быть, в Грузино схоронила. На кладбище?
– На кладбище, – насторожилась Лукьянова. – Батюшка его успел окрестить, потому на кладбище и подхоронила. Анастасия Федоровна разрешение дала. Вот я и подхоронила. К деду моему в могилку подложила. А тебе зачем? – Она окинула следователя внимательным взглядом. – Ой, что-то лицо мне твое больно знакомо, барин. Уж не Петра ли Агафоновича Корытникова ты сын? Приезжал такой лет пятнадцать назад, все искал что-то, вынюхивал. Про Анастасию Федоровну расспрашивал. Какая-то барыня, тетка графа Аракчеева, что ли, подавала жалобу, что, мол, у Анастасии Федоровны не было ребенка. Да только как не было, когда я сама его выкармливала?!
– Петр Агафонович действительно мой отец, вы правильно углядели семейное сходство. Однако ну и память у вас! – попытался польстить Лукьяновой Корытников, но баба продолжала сверлить его недобрым взглядом. – Он действительно был обязан разбирать означенную жалобу, да только нынче то дело закрыто. Никто уже больше не обвиняет Шумскую, и обвинительница-то умерла и обвиняемая… – Он махнул рукой. – Я же расследую смерть самой Анастасии Федоровны, для чего мне необходимо повидать ее сына и наследника.
Корытников задумался, надо было еще в Грузино, в интересах следствия, поближе сойтись с этим неприятным Шумским. Это ж надо – в церкви пить коньяк! Гнида! Нет, определенно, следовало позабыть все предубеждения против него, в конце концов, Машеньки рядом не было. И хотя бы поговорить с негодяем. Попытаться понять, что он за человек, чем дышит, живет? С кем дружит? Может, у него идеи?..
Правильно заметил Псковитинов, Минкину стали обвинять в похищении крестьянских детей сразу же после появления на свет этого самого Миши. С одной стороны, это может быть совпадением, но с другой, если предположить, что Минкина действительно отбирала детей у своих крестьян… Забрала же она сына у Дарьи Константиновой. Забрать забрала, да только и не подумала выдавать за своего собственного, а просто сдала в сиротский приют. Наказала Константинову за какой-то проступок. Надо будет выяснить, за какой. Куда же делись другие дети? Наверняка тоже были сданы в приюты или переданы на воспитание в бездетные семьи. С какой целью? Минкину обвиняли в черной магии, в том, что она убивает детей, но при этом никто из обвинителей не назвал места проведения страшного ритуала, не обнаружил мертвых тел. А ведь так не бывает…
Но если на секунду предположить, что слухи о подложном младенце – ложь и Минкина сама родила Мишеньку, то… Лукьянова сказала, что похоронила сына на кладбище села Грузино.
До сих пор он читал об этом деле из материалов, собранных отцом. Двадцать лет назад в Судебную палату Новгорода действительно поступило заявление от родственницы Аракчеева, в котором пожилая дама обвиняла сожительницу Алексея Андреевича, Минкину, в том, будто та имитировала беременность и потом предъявила племяннику якобы рожденного от него сына.
Поверив в то, что он стал отцом, счастливый Аракчеев тотчас нашел возможность сделать из безродной девки родовитую дворянку, и… Купила она ребенка или выменяла, известно одно: он никуда не пропал, а те, другие?
И тут до Корытникова дошло, других детей не нашли, потому что никто их особенно не искал. Крестьянки не жаловались на свою госпожу, заявления же поступали от соседей, которые, не приводя никаких фактов, передавали их как слухи. Впрочем, какие еще заявления? Как рассказывал отец: ну поругалась Минкина с помещицей Сахаровой, та подала на нее жалобу и в ряду прочих претензий сообщила, де злобная фурия еще и крадет детей у крестьян. Ездил ли отец по крестьянским домам и расспрашивал, у кого пропали дети? Разумеется, нет. Кто же всерьез станет обвинять саму Анастасию Шумскую в краже младенцев?! Это же ни в какие врата не лезет! А если отбросить всю эту черную магию и признать, что Минкина действительно отбирала детей, вот как у Константиновой отобрала, так и у остальных забирала. И задуматься, а на что ей эти дети, если она их все одно в другие руки передает?
Отгадка крутилась возле носа назойливой мухой, но Корытников никак не мог ее словить. И вдруг эврика! В том-то и дело, что «кто же всерьез станет обвинять саму Анастасию Шумскую»?! Кто будет искать невесть чьих детей? Слухи ходят по губернии, так что с ними сделаешь, со слухами-то? Другое дело, если вдруг кто-то поинтересуется, покупала ли аракчеевская домоправительница ребенка у солдатки Лукьяновой, всегда можно отговориться, мол, о ней, об Анастасии Федоровне, чего только ни врут. И у Лукьяновой она мальчишку купила, и у других, что ни год крадет да и на алтарь в черный лес несет. По небу ночному летит на метле, и убиенные младенцы вокруг нее, как звездочки вокруг владычицы-луны.
Что? Говорите, не может быть? А раз других не может быть, то и у Лукьяновой никакого ребенка она не покупала. На что ей? Молода, здорова, такая не одного – десяток должна родить, и ничего ей от этого не будет. Но, если предположить, что Минкина забрала себе только ребенка Лукьяновой, получается, что все остальные дети были нужны ей как своеобразная ширма. Ну, чешут мужичье необразованное языками, так это от зависти.
– Ты задумался о чем-то, барин? Может, до гостиницы проводить? Тут недалече.