Метро 2033. Сказки Апокалипсиса (антология)
Шрифт:
Михаил Табун
«Свеча и Примус» (басня)
«Тьму разгонять — весь твой удел! —
Над Свечкой Примус издевался. —
Кому твой свет невзрачный сдался?!
Вот я бы, если захотел,
Мог озарить полстанции! Да что там,
Всю полностью, а может даже две!!
Хоть я не так давно на службе у народа,
Зато на мне умеет каждый человек
Сварить похлёбку, разогреть консервы.
Смирись, подруга, лучше я во всём.
Размерами сравни — и в этом Примус первый!»
Свеча
«Хоть я невелика, зато не так спесива,
Чураюсь прихотей издревле на Руси,
И засвечу, лишь было бы огниво,
Мне ни к чему бензин и керосин!»
***
Кто ладен да пригож, да сам об этом знает —
Не хвалится, его и так похвалят.
Виктор Лебедев
«Плесень»
Никто не помнил, как плесень появилась в доме. Случилось это очень давно, день выветрился у всех из головы. Один лишь старик по прозвищу Дровосек знал об этом, но помалкивал. Помнили лишь, как проснулись наутро, сладко потянулись в своих кроватях, спустили босые ноги на прохладный пол, покрытый выщербленной плиткой и учуяли, что изменилось что-то. Плесень за ночь заняла подвал. Кеша еще тогда пытался сделать хоть что-то: громко топал, хлопал в ладоши, кричал «у-у-у», силясь прогнать нерадивую, да без толку. Ну и полез он сдуру в подвал, больше мы его не видели.
Вот тогда и встал вопрос, заколосился словно рожь в поле, затрепыхался как муха в паутине. Как избавиться от плесени? Ничего лучше не придумали, как натаскать земли со двора и засыпать пол ровным слоем, толщиной с ладонь. Упахались мы тогда, дом-то у нас большой, просторный, непросто весь пол землей укутать. Но справились — к ночи землица шуршала под ногами. Радовались мы, хоть и устали очень, победили напасть, умнее ее оказались.
Помню, гуляли, почти всю ночь кутили, пили дрянь из длинных трубочек. Ну, тех самых, которых много можно сыскать у нас в комнатах. Свисают они с потолка, сплетаются на столах. Когда скучно нам, невмоготу совсем — дуем мы в эти трубочки, слюни пускаем и смотрим, как передвигаются они по прозрачным трубочкам. Славно, значит, повеселились тогда, как редко себе позволяем, все же время неспокойное.
А на следующее утро, только проснувшись, поняли, что плесень-то мы победили, но в доме поселилась грязь. Тут уж выбирай, плесень или грязь. Ну, большинство и решило, что уж лучше, как сейчас. Пусть грязно, но почти безопасно. Только Удод что-то прошамкал, вспухли пузыри в углах грубо очерченных губ, но его никогда никто не понимал. Как-то не хотелось проснуться посреди ночи, когда луна сквозь окно заглядывает тебе в душу, и почувствовать, что плесень уже в тебе, закралась в каждую живую складочку, шебуршит, хозяйничает. Жаль только, не стало по утрам удовольствия от холодного пола. Раньше ведь как — встанешь спозаранку, ноги спустишь и наслаждаешься, немеют от холода ступни, а ты знай себе улыбаешься и кайфуешь. А теперь, после того дня, как грязь атаковала нас, злые мы очень долго бродили, мало разговаривали друг с другом, огрызались. А виновата, как ни крути, во всем плесень. Вовремя мы опомнились, а то не избежать бы беды.
Тем временем, разболотилось снаружи, дело к лету шло. Лето — суетная пора. Прыгаешь с кочки на кочку по местным топям, что простираются практически от дверей нашего дома, пугаешь зайцев местных, те бросаются в стороны из-под ног и норовят каждый раз укусить тебя за ляжку, а иной раз вспорхнут и смотрят на тебя, осуждают, что нарушил их
Так вот. Лето. Жара. Порхают зайцы, а мы бредем в лесок — запасы на зиму надо делать. Это лето урожайное, как никогда. Грибочки пни усыпали, хоть двумя руками загребай, да в подсумок. Голодать уж точно не будем. Солнце насушит разложенные на крыше грибы, сделает за нас почти всю работу, а мы и рады — всю зимушку потреблять будем. Ягоды тоже сушим, листочки всякие — полон лесок богатств, только не ленись, собирай себе спокойно.
Летом и кукловоды приходят. И чего им неймется у себя, в подземельях? Ходят вокруг, вынюхивают, выискивают что-то. Уже и на людей перестали быть похожими — не глаза, а лупы здоровые, неживые, как стекляшки. Морды хоботком заканчиваются. Наверное, они плесени объелись. А главное, все как один друг на друга похожи, не отличишь. Как китайцы раньше. А может, это и есть китайцы — то, что от них осталось. Мы все время ожидаем подвоха от кукловодов, неспроста они тут бродят в окрестностях, замышляют что-то.
Но и мы не дремлем. Один раз подобрались кукловоды слишком близко, так мы такого тумана напустили, скрыл он нас, спрятал так, что и не поймешь, что там за вихрящейся клубами стеной. А они и не решились заглянуть, постояли, потыкались тупыми мордами, помахали руками и разошлись. Хитрые. Только притворяются глупыми, а сами замышляют что-то — у меня нюх на это, меня не проведешь.
По вечерам, усталые, собираемся в самой большой комнате, болтаем, спорим, дурачимся, вспоминаем былое. Жмых, как всегда, стоит на своем, его никогда не переспоришь, и не переубедишь. У него на все готов ответ: «Я банан». И все твои доводы разбиваются, как о каменную стену. Поднаторел он в спорах, и всегда выходит победителем. «Я банан», и ты чувствуешь, как то, что ты только что сказал, покрывается мелкой сеткой трещинок, осыпается на земляной пол, а земля смягчает звон. То ли дело было, когда звенело об напольную плитку. Спасибо плесени. Чуть ли не самого дорогого лишила.
Мы собираемся так каждый день, с момента Большого Трындеца, как любит выражаться наш Дровосек. Он, как я уже говорил, единственный, кто следит за временем. Придумал себе какую-то сложную систему с таблицами и графиками и отмечает что-то там. Он говорит, страшно подумать, что на дворе уже две тыщи тридцать третий, но мы лишь посмеиваемся над ним. Он у нас немного того. Когда мы хихикаем над его словами, он обзывает нас:
— Недалекие, — говорит он, — неужто ничего не понимаете? Большой Трындец наступил, а нам посчастливилось выжить. Слава Богу, за городом наша больничка.
Не, ну не идиот ли он? Он единственный такой из нас, остальные — нормальные.
Дровосек практически ничего не рассказывал нам о своей прошлой жизни. Просто однажды пришел он из леса к нам, а мы тут уже были, с самого начала. Пришел он и стал с нами жить. Мы-то гостеприимные, если к нам без камня за пазухой. А он мужик с виду порядочный, ну и что, что чудак. За это грех дразнить. Живет с нами, дело свое делает наравне с другими, мы не жалуемся.
А почему Дровосек? Так с топориком пришел, что же ему еще в лесу было делать? Работа-то механическая, знай себе, маши топором, да отскакивай в сторону вовремя от падающих деревцев. Но, видать, один раз он все же не успел отпрыгнуть — оттого и соображает дольше остальных. Так поговорка и родилась у нас: «Если ты не Дровосек, все поймешь за десять сек».