Метро 2035: Защита Ковача
Шрифт:
– Почему мартышка? – сказал Рымарь как можно более примирительно. – Для своих лет нормально развита, ни единого внешнего признака мутации… А отмыть и откормить недолго.
Градус недоумения во взгляде мадам Званцевой увеличился, словно Рымарь излагал мысли на непонятном ей языке. На арабском, например.
– К тому же разве у него был выбор? – спросил доктор. – Скажи спасибо, что не приглядел тебе невестку с лишней парой конечностей.
Мадам побагровела, набрала полную грудь воздуха и явно собиралась сказать не «спасибо», а куда более нелицеприятное мнение о гипотетическом пополнении семейства Званцевых невесткой.
– Довольно! – пресек попытку Полковник, хлопнув
Звук зуммера прервал его речь, Полковник нажал клавишу селектора.
– Просил не беспокоить! Что еще стряслось?
– Майор Званцев вышел на связь, – прозвучал из динамика искаженный голос дежурного. – Они возвращаются, ориентировочно через полтора часа будут на Базе.
– Похитителей нашли? Самурая освободили?
– Неизвестно, была плохая слышимость, очень высокий уровень помех.
– Как прибудут, немедленно доложить, – приказал Полковник и дал отбой связи.
– По моей информации, капитан Смуров уже в Затопье, – сказал Ковач. – Оттуда майор Званцев его вытащить никак не мог.
– Значит, будете вытаскивать вы, ты и ты, – полковничий палец по очереди указал на Филина и на Ковача. – Три часа вам на предварительную разработку плана. И чтобы без волюнтаризма! Сил для наступления через болота у меня нет.
Ковач и сам понимал, что сил для войсковой операции против Затопья пока недостаточно… В трех батальонах мобилизованных – в строительном и в двух охранных – личного состава меньше, чем в ротах прежнего времени. Да и вояки из мобилей, как их ни натаскивали, никудышные. Без поддержки бронетехники много не навоюют, а она через трясины не пройдет, завязнет. Отдельная рота добровольцев более боеспособна, и лишь у них имеется что-то посерьезнее карабинов и ручных гранат: автоматы, легкие и станковые пулеметы, гранатометы. Но ротой бойцы числятся лишь по названию, а на деле их чуть больше пяти десятков стволов. О старой гвардии, о недавних подземных сидельцах, и говорить не приходится: все наперечет и каждый на вес золота. Они все на командных должностях либо занимаются тем, что мобилям не доверишь: обеспечивают связь, управляют техникой, причем из-за дикой нехватки кадров совмещают по две-три штатные должности разом.
В общем, при всем подавляющем огневом и техническом преимуществе речь о штурме Затопья нечего и заводить… Конечно, рано или поздно придется разбираться с этим оплотом бандитов, до сих пор изводящих мелкими диверсиями и нападениями. Но не сейчас.
Спасти Самурая можно спецоперацией, послав небольшую группу отборных людей. Либо попробовать выкупить или обменять… Оба варианта представлялись Ковачу крайне сомнительными. Гораздо более вероятно, что скоро у командира разведчиков появится новый заместитель. А о Самурае будут говорить с добавлением эпитета «покойный».
– Совещание закончено, идите и… ох… – Полковник неожиданно скривился, прижал ладонь к солнечному сплетению.
– Что с тобой? – тревожно спросила мадам.
Любила она супруга или нет, вопрос более чем спорный. Но хорошо понимала: если овдовеет именно сейчас, до того, как сын успеет прибрать к рукам реальные рычаги власти, – о прежнем влиянии придется навсегда позабыть.
Полковник не отвечал, тяжело опустился на кресло, массировал грудь через мундир. Ковач знал, что госпитализировали на всю минувшую неделю командира Базы отнюдь не с простудой, как было официально объявлено (хотя и впрямь ОРВИ протекали у всех тяжело, организмы после двадцати лет под землей оказались не готовы к новым штаммам, появившимся на
– Сердце? – не отставала госпожа зампотыл.
– От манды дверца! – рявкнул Полковник.
И на мгновение напомнил себя пятнадцатилетней давности – выигравшего жестокую подковерную схватку за власть на подземном объекте, подавившего два бунта. Но тут же сник, сгорбился, еще сильнее скривил лицо в гримасе – и вновь стал выглядеть тем, кем и был: очень немолодым и очень нездоровым человеком.
– Идите, идите, – сказал Рымарь. – Я тут сам разберусь.
Полковник лишь рукой махнул, подтверждая слова доктора.
К дверям пошагали лишь двое из пятерых, Ковач и Филин. Мадам тоже осталась в кабинете мужа – директивно, не спрашивая разрешения.
Филин за все совещание не произнес ни слова. И лишь когда они прошли через приемную, забрали у дежурного оставленные на хранение пистолеты и очутились снаружи, он обратился к Ковачу:
– Потолкуем? – и кивнул на дальний конец коридора, где находился его кабинет.
– Там лучше не надо. Пойдем на улицу.
Филин смотрел недоуменно, и особист ответил ему без слов, пантомимой: изобразил пальцем вращательное движение возле уха, затем с виноватой улыбкой развел руками. Не объяснять же вслух, что после начала строительства со склада были изъяты семьдесят комплектов подслушивающей аппаратуры (причем без записей в складских документах) и переданы в распоряжение и. о. начальника штаба, проще говоря – Малого. Места установки примерно половины комплектов Ковач отследить так и не сумел, а детектора для обнаружения «жучков» у него не было – ассортимент хранившихся на базе запасов был огромен, но все же не безграничен. В любом случае кабинет Филина едва ли остался безнадзорным. Владелец бывает там редко, но порядок есть порядок, свои «жучки» Ковач в том кабинете тоже держал.
Понял командир разведчиков пантомиму или нет, но направился к выходу из штаба. Вышли на улицу, синхронными движениями нацепили темные очки. Кожа почти у всех после двух десятилетий в штольнях постепенно вновь приспособилась к ультрафиолету, перестала краснеть и воспаляться. С адаптацией зрения дело обстояло хуже. Рымарь уверял, что это временное неудобство, что пройдет. Но месяц тянулся за месяцем – не проходило…
– Вон там давай присядем, – предложил Ковач. – В ногах правды нет.
Неподалеку громоздился штабель сосновых бревен, привозили их издалека, чуть ли не за сотню километров, стволы местных перекрученных деревьев для строительства не годились. Разведчик и особист уселись на бревно, лежавшее наособицу от остальных, закурили.
– Совсем плох Дед, – по привычке забросил удочку Ковач. – Надо что-то решать, Слава.
Разумеется, заброшенная удочка осталась без поклевки. Филин просто промолчал, благо прямого вопроса не прозвучало. Неторопливо затягивался табачным дымом, будто и в самом деле вышел из штаба на обычный перекур и вскоре вернется к служебным обязанностям.
Филин, кстати, – это не прозвище, а фамилия. Хотя и прозвище одновременно тоже, судя по тому, как его склоняют, например, говорят: встретился с Филином, а не с Филиным. А все потому, что Филин отчасти похож на одноименную птицу: лицо овальное, нос крючковатый, глаза, правда, не желтые, но большие, навыкате. И оттого-то все думают при знакомстве, что представился им командир разведчиков прозвищем, которого у него никогда и не было, фамилии хватало…