Метро 2035: Злой пес
Шрифт:
На месте старого парка Дружбы, на свою беду когда-то разбитого прямо у станции, остался только скелет какого-то здания в середине, а ржавые змеи американских горок, видневшиеся у Дыбенко, идущей поверху и параллельно улице Гагарина, кончавшейся у Советской, так и говорили: дерево есть лучшее топливо. Вырубленный парк тому подтверждение.
Но кое-где гладкие плиты отчетливо виднелись, заметно светлея через копоть и нагар. Суровая была станция Советская. Прямо как ее караулы, встречавшие путников с лихой и немного анархичной Спортивной.
– По одному выходим, баулы распаковываем, сумки открываем, оружие разряжаем. –
– А чо такое, чо, а?! – зачастила тетка-перекупщица, везущая со Спортивной рулоны пряжи, продающиеся там по совершенно подозрительным ценам. – С каких пор…
– Рот закрой! – рявкнул Мансур. – А то подбирать будешь.
– Чо?!
– Не чо, рожа твоя нерусская, а что! – Мансур, татарин в двадцать каком-то поколении, продемонстрировал кулачище. – Зубы, епта!
Черно-красные, старательно сберегаемые мундиры оказались ближе, жадно смотрели на тетку широкими раструбами «ксюх». Тетка решила дальше не спорить. Наверное, не хотела питаться одними затирухами и жидкими кашками.
– Хаунд! – рявкнул Мансур. – Оружие разряди.
– Я пустой, – оскалился Хаунд, – стал бы сюда ехать, на рожу твою глядеть…
– Не соскучился, что ли? – поинтересовался Мансур.
– А чего по ней скучать, думкопф? – Хаунд оскалился шире. – Даже скучно. Ты опять хочешь на руках побороться, йа?
Патрульные и немногочисленные зеваки загудели. Спор у этих двоих длился давно, и Мансур все пытался взять верх. Но… Но не выходило.
– А чего? – оскалился в ответ татарин. – Что против твоего топора поставить, нелюдь?
– Две полных заряда пороха под мой барабан и пули. – Хаунд пожал плечами. Если дурак сам желает опозориться в черт знает какой раз, почему нет? – И…
– Отставить! – рявкнул, подходя, Щербаков. – Мансур, в прошлый раз ты сколько ручонку свою хилую лечил? Хаунд, увижу, с кем армрестлингом занимаешься, – ходу тебе больше сюда не будет. Дело есть какое?
– Патроны снарядить, йа… – Хаунд с огорчением проследил за расстроенным Мансуром, уходящим за колонны. Да, в прошлый раз у него что-то хрустнуло, натюрлих. – Так я пойду?
– Иди-иди, Воронков еще работает.
Воронков еще работал, как и всегда, впрочем. Это хорошо. С Кировской до Юнгородка запросто могло не оказаться транспорта, и тогда идти верхом. А там… Хаунд хотел пройтись без напряга и лишних потраченных нервов. Не то чтобы он боялся за свои нервы, они-то как стальные канаты, не… Просто хотелось немного уравновешенного спокойствия и порядка.
Торговцам и мастеровым на станции выделили место сразу у въезда со Спортивной. Если подумать, вполне логично. Вестибюль на станции издавна работал только один, на противоположной стороне. А здесь – огромный простенок из гофрированного листа, кучи мусора за ним. Открывать его и освобождать драгоценное место жители Советской не решались до сих пор. Сильна была память о неведомой заразе, заползшей с такого же медвежьего угла на Кировской. Выжила тогда ровно треть станционных.
– Цивилизация… – Хаунд, выжидая успокоения броуновского движения на рыночном пятачке, мотнул башкой, накрытой капюшоном. На Советской, так уж вышло, случилось одно из последних нападений роли. И мутантов тут, скажем так… не жаловали очень сильно.
Ничего нового, доннер-веттер, все как под копирку.
Три развала всякой дребедени, от выпрямленных и даже подчищенных в бензине гвоздей до нескольких запаянных чайников с содранной эмалью, топоров на кривых топорищах, выстроганных местными рукожопами или умело наваренных единственным мастером-сварщиком с Кировской.
Отдельная палаточка, поделенная пополам для примерки одежды. Одежду шили чуть дальше, в подсобке за платформой. Тут только примеряли, подгоняли и продавали уже готовое платье. Тут же, никогда не отдыхая, согнувшись дугой за собранным из трех-пяти, притащенных отовсюду, работал Чен. Старый, мать его, Чен-китаец, лучший сапожник по эту сторону границы Города и Безымянки. Хаунд, покосившись на собственные высоченные говнодавы на подошве из автомобильной покрышки, с защитными щитками на ремнях, незаметно положил старику в карман пачку переданных Кротихой, или как там ее, патронов. И три ампулы обезболивающего, пригодится. Почему так поступил? Просто так. Старик ему нравился. Чен кивнул, не отрываясь от чьих-то ботинок.
В будке, занавешенной плащ-палаткой, происходило чудо. Ну или мучения напополам с садизмом, это уж как пойдет. Рядом с красным крестом красовалась лицензия, выданная самой Марьпалной и свидетельствовавшая, что тут врачуют с применением ее спасительных средств. Правда то или нет, станционные не проверяли. Верили тупо, как верят в плацебо. Хаунд, лично сдавший недавно перебравшемуся в город откуда-то с востока Зазе упаковки давным-давно просроченного новокаина, оскалился. От удовольствия выслушать очередные вопли и наблюдать будку, ходящую ходуном.
Заза Цицишвили, явно удравший от кого-то серьезного из куда как благополучного железнодорожного Кинеля, пациентов не любил. Он любил вкусно пожрать, бухануть под настроение и телочек. Телочек он любил больше всего, обходились они в копеечку и усато-грудасто-волосатый красавец с носищем, как у маленького крыложора, ликвидировал проблему единственным доступным методом: демпинговал стоимости услуг Клинической, вдвое понизив цены на все свои.
Как правило, большая часть пациентов с удивлением узнавала о найденных на обеих челюстях страшных бедах, как-то: киста, саркома, абсцесс того или иного периода воспаления с формой… И, само собой, лечить весь этот сраный букет следовало радикально. То есть, вот ведь, удалить на хер половину оставшихся с рождения зубов. И стоит… всего ничего… почти. Вот прям как сейчас.
– Долотом работает, – уважительно прошептал какой-то дед, – ух…
Тетка, сидевшая рядом и слушавшая страдальца за занавеской, побледнела и осыпалась. Хаунд, чуть не подавившись смехом, пошел дальше, куда и собирался.
Воронков, квартировавший и работающий в одном месте, пользовался на всех станциях Безымянки заслуженным авторитетом. Мастер на все руки, технарь с двумя образованиями, включая полученное в аэрокосмическом имени Королева в нулевые и не растерявший знаний с умениями до сих пор. Его офицерская палатка, кое-где аккуратно залатанная, никогда не ходила ходуном, там никогда не орали почем зря даже самые наглые заказчики, а если и случался спор, выходили потрясенно-молчаливые и переваривающие в голове все свалившиеся на их головы инженерные мудрости. Ну и, заодно, свои возможности по оплате предложенных вариантов решения возникших проблем.