Мейси Доббс. Одного поля ягоды
Шрифт:
— Я мог бы подогнать ее ко входу, мисс. Машина готова к поездке в Лондон. Надраена как положено. Видать, грязища была что надо, а, мисс?
— Погоде одинаково безразличны и машины, и лошади, Эрик. Спасибо, что снова ее вымыл. А масло проверил?
— Конечно, мисс. Полный техосмотр. Теперь она вас хоть на край света довезет, это точно. Шустрая машинка.
— Спасибо, Эрик.
Мейси припарковалась на Фицрой-стрит на том же месте, что и прошлым вечером. Позволить себе автомобиль могли немногие, поэтому девушка в блестящей малиновой машине привлекала внимание прохожих.
Она направилась
Отперев дверь в кабинет на первом этаже, Мейси с Удивлением увидела, что Билли еще не пришел. Она посмотрела на часы. Полдевятого. Вопреки обещанию в записке Билли опаздывал. Мейси подошла к окну, растирая затылок: ее шрам пульсировал.
Прижав ладони к груди, она глубоко задышала. Когда Напряжение постепенно спало, Мейси представила себе разговор с Билли, сосредоточившись на заключительных словах, которые предстояло сказать. Прижав руки еще сильнее, она задержала дыхание, чтобы унять сердцебиение, и почувствовала, что ноющая боль в затылке ослабла. «Вот мое ежедневное напоминание, — подумала Мейси, — как и раненая нога Билли». Когда ее сердце и разум обрели покой, она вдруг задалась вопросом: если Лидия Фишер отгоняла непрестанную волну воспоминаний алкоголем, а Билли — наркотиками, чем притупляла боль она сама? Мейси задумалась, и тут ее посетила ужасная догадка: вероятно, она упорно старалась сберечь свое уединение, потому и трудилась на поприще частного детектива. Возможно, она с головой уходила в работу, чтобы не только отвлечься, но и создать собственный мирок вдали от человеческих привязанностей. Мейси вздрогнула.
— Доброе утро, мисс! А утро и вправду что надо. Я подумал, накину-ка сегодня пальто, а потом пришлось бежать от автобусной остановки, и дальше я тащил его в руках.
Мейси бросила взгляд на серебряные часики, приколотые к лацкану жакета.
— Простите, мисс, я сегодня задержался, но там на дороге пробка образовалась. Утром поймал автобус на пол-пути до Майл-Энд-роуд, но лучше б я в него не садился. Быстрее бы пешком дошел — даже с моей-то ногой. Такая свалка случилась. Машина — а их там нечасто увидишь — въехала прямо в телегу. Слава Богу, хоть ехала небыстро. Видели бы вы, как на него извозчики набросились. Думал, кнутами изобьют. А один все кричал: «Запрягите этого недоумка, пусть лошадь отдохнет!» Ой, простите, мисс. Я просто пересказал, как было. Это же старая песня-Водители сами… — Билли говорил торопливо, пряча глаза. Он неспешно встряхнул пальто и шляпу и, водрузив их на вешалку, быстро пролистал газету, словно что-то искал.
— А вот еще, я утром кое-что заметил. Думал, вам будет…
— Билли…
— Надо бы разобраться…
— Билли! — воскликнула Мейси и спокойно продолжила: — Нам нужно кое-что обсудить. Давай присядем поближе к огню. Возьми стул.
Билли покраснел. Отложив газету, он выдвинул стул и сел с Мейси.
— Я что, уволен, мисс?
— Нет, ты не уволен. Но я хотела бы, чтобы ты постарался не тратить время зря.
— Да, мисс. Простите, мисс. Больше не повторится.
— Билли…
— Да, мисс?
— Перейду сразу к делу, — сказала Мейси, понимая, что пытается тянуть время
— Я могу объяснить…
— Не перебивай, Билли. Меня беспокоят перемены в настроении и, конечно же, боль, которую явно причиняет тебе ранение. Я волнуюсь за тебя.
Билли водил ладонью по колену туда-сюда, туда-сюда, не отрывая глаз от мерцающего, шипящего пламени обогревателя.
— Тебе лучше других известно, что я была медсестрой и немного разбираюсь в лекарствах, которые давали раненым во время войны. Видела, в каких ужасных условиях приходилось работать врачам. Им едва удавалось исполнять свои обязанности. Когда дело доходило до морфина и других наркотиков, они не всегда представляли себе силу этих препаратов. — Мейси говорила, неотрывно Глядя на Билли и осторожно подбирая слова, будто шла Ro минному полю. Она старалась удерживать внимание помощника и в то же время не пробудить в нем яростного желания оправдаться, опасаясь его гнева. Билли Сидел, сжимая и разжимая челюсти и неотрывно глядя в огонь.
— Билли, полагаю, ты, вероятно, сам того не зная, перенес передозировку морфина. В эвакуационный пункт мы доставляли сотни раненых, но даже там некоторые не сдавались, и сам знаешь, что я тебя запомнила. Тебя сочли безнадежным и сразу переправили в главный госпиталь, где еще больше напичкали лекарствами. Потом перевели в отделение для выздоравливающих, где в качестве обезболивающего прописали морфин.
Билли молча кивнул.
— А когда рецепты закончились, как у многих, ты понял, что добыть аналогичный препарат не так уж трудно, особенно в Лондоне. Например, кокаин. Ты не принимал его несколько лет, так ведь? А когда нога вновь стала тебя донимать, ты уже немного зарабатывал и нашел местного продавца.
Мейси замолчала.
Наконец Билли кивнул и заговорил, не отрывая взгляда от пламени, согревавшего только ноги.
— Иногда вы меня просто поражаете, мисс, — промолвил Билли. Казалось, он слегка наклонился, решив наконец поведать всю правду. — Вы, как всегда, попали в самую точку. Отпираться мне бесполезно. — Он заговорил медленно, необычно низким голосом. — Когда закончилась моя реабилитация и я приехал в Лондон, — тогда еще не женился и не перевез сюда Дорин, — порошок доставался легко. «Снежок», как его называли канадцы. Они в основном и торговали. Хорошие были парни, эти канадцы. Тоже на войне немало своих потеряли. В общем, как вы и сказали, я завязал. А потом, месяца четыре назад, под Рождество, стало так холодно, а нога заболела ну просто нестерпимо. Иной раз я думал, что даже с этой лестницы мне ни за что не спуститься. И стало так тяжко, совсем невмоготу…
Мейси не стала прерывать Билли. А он сидел как зачарованный, уставившись в огонь.
— А потом один парень заметил меня в «Принце Уэльском», и мы познакомились. Я заглянул пропустить стаканчик по пути домой, и он подошел ко мне. «Так это ты, малыш Билли?» — говорит, а сам уже набрался. И тут же рассказал, где достать порошок.
Билли закрыл глаза ладонями, словно силясь изгнать образ из памяти, а затем снова опустил руки и принялся растирать колени.
— Ладно, думаю, возьму немного. Боль унять. И знаете, мисс, стало совсем как перед войной: ничего не болит, а сам будто помолодел. А раньше, признаться, чувствовал себя стариком.