Меж двух миров

Мягкая зима, в которую снег выпадал не дольше чем на одну ночь, подходила к концу. Но хотя из земли уже показались первые нежно-зеленые побеги как первые вестники приближающейся весны, никто в маленьком городке Колорадо-Спрингс пока что не верил в окончание холодного времени года. Слишком часто бывало так, что в конце января с гор снова налетал холодный ветер и город превращался в белоснежный ландшафт. Но тем ревностнее жители Колорадо-Спрингс старались не пропустить первые теплые лучи весеннего солнца.

Вот

и Микаэла вместе с Мэтью, Колин и Брайеном устроилась за столиком под открытым небом в кафе Грейс. Она не упускала случая побыть с детьми во время обеденного перерыва, когда могла оставить клинику. Невзирая на теплую погоду, она потуже затянула свое кожаное пальто — еще по зимней привычке — и надвинула поглубже на лоб такую же кожаную шляпу. После этого она прикрыла глаза и откинулась на спинку стула. Она не могла припомнить, чтоб когда-нибудь в январе так нежилась на солнце, и уж по крайней мере не в Бостоне, ее родном городе, где в любое время года с моря мог подуть холодный ветер. В ее памяти сохранился лишь один-единственный год, когда зима была не такой суровой. Правда, Микаэла не могла бы сказать с уверенностью, было ли это связано с погодой или в большей степени с ее любовью к Дэвиду, ее тогдашнему жениху.

Бостон! Микаэла едва заметно улыбнулась при мысли о своей родине. С тех пор как доктор Микаэла Куин обосновалась здесь, в Колорадо-Спрингс, маленьком местечке, расположенном в самом центре так называемого Дикого Запада, она жила в другом мире. Но за это время она вполне уверилась в том, что нашла здесь свое истинное место: рядом с детьми, которых вдова Купер поручила ей на своем смертном одре, и рядом с пациентами маленького городка, которые так нуждались в ее помощи. И не в последнюю очередь рядом с Салли, который помогал ей со дня ее прибытия и с которым она наконец-то смогла преодолеть боль утраты, переживаемую после гибели ее жениха Дэвида, павшего на войне при исполнении своего солдатского долга перед отечеством..

— Пора бы нам приниматься за приготовления к праздничному шествию.

Голос священника вернул Микаэлу к действительности и напомнил о том, что она, хоть и изменившая самым решительным образом свои жизненные обстоятельства в течение каких-нибудь двух лет, все же продолжает жить в своем времени и в своей стране — Соединенных Штатах Америки.

— Какое еще праздничное шествие? — спросил свою приемную мать Брайен.

Со времени своего последнего дня рождения он тоже стал частенько прикрывать свои светлые волосы шляпой, о чем Микаэла втайне сожалела. Но не возражала, ведь в этом он равнялся на своего старшего брата Мэтью.

— Праздничное шествие в честь дня рождения Джорджа Вашингтона, первого президента Соединенных Штатов Америки, — ответил за Микаэлу его преподобие святой отец Джонсон. — У нас осталось на приготовления всего три недели. Если мы хотим выйти в костюмах, то уже пора торопиться.

— Я и мои девочки считай что готовы. — Хэнк, содержатель салуна, ухмыльнулся и заправил за ухо прядь своих длинных волос. — Мы будем представлять типичный промысел Дикого Запада.

Святой отец Джонсон посмотрел на него с укоризной.

— Я полагаю, это

не самая удачная идея — изображать нашу прогрессивную страну в таком виде.

Хорес, застенчивый почтовый служащий, поднялся со своего места, не обращая внимания на то, что сидящая рядом с ним тоненькая девушка взволнованно дергает его за нарукавник. С этим знаком своего служебного достоинства он не расставался даже во время обеденного перерыва.

— Неужто вы хотите запретить Майре участвовать в шествии? Ведь она как-никак моя обрученная невеста.

— Ну хорошо! — попытался успокоить возмущенного Хореса лавочник Лорен Брей. — Давайте договоримся, что девушки из салуна, обрученные со служащими, могут принять участие в шествии.

Брайен поглядывал на Хэнка и на девушек, сидевших за его столом в своих франтоватых, но все же довольно убогих нарядах, и о чем-то размышлял.

— А я, пожалуй, наряжусь шайоном, — сказал он наконец.

— Ничего хорошего из этого не выйдет. — Грейс, чернокожая хозяйка кафе, дружески ущипнула Брайена за щеку. — Мы — индейцы, черные и девушки — во время шествия прекрасно и дома посидим.

— Но ты же можешь подобрать себе и другой костюм. — Лорен Брей, водивший с Брайеном задушевную дружбу благодаря карамелькам в своей лавке, нагнулся к мальчику. — Почему бы тебе не одеться для шествия маленьким Джорджем Вашингтоном? Ты мог бы восседать на вишневом дереве в соответствии с легендами об этом человеке, которому все мы обязаны нашей независимостью.

— Но только в этом случае, будь добр, не свались с дерева, — оживилась Микаэла, которая до сих пор почти не участвовала в общем разговоре. — Меня вовсе не радует перспектива каждый год проводить тебе черепно-мозговые операции.

— Меня тоже, мама. — Брайен простодушно помотал головой. Еще слишком живы были воспоминания о его тяжелой травме.

— Зачем ты вообще позволяешь ему участвовать в этом шествии?

Рядом с Микаэлой внезапно возник Салли, загородив от нее теплые солнечные лучи.

Микаэла открыла глаза и немного поморгала, все еще ослепленная солнцем. Она смутно видела очертания фигуры Салли, его длинные волосы и располагающую улыбку. Он, как всегда, был в сопровождении немецкой овчарки. Микаэла никак не ожидала встретить его здесь. Несмотря на отношения, со временем сложившиеся между ними, Салли иногда на целые дни исчезал из поля ее зрения в никуда, чтобы затем так же неожиданно возникнуть из ниоткуда.

Микаэла поднялась и отошла с ним на несколько шагов в сторонку.

— Брайен — ребенок, — снисходительно объяснила она. — Для него это удовольствие — поучаствовать в костюмированном шествии.

— Но ты же знаешь, что этот день далеко не для всех праздник, — ответил Салли. — Для многих это скорее трагический день. Для шайонов, например.

Микаэла знала, что с индейцами, обосновавшимися неподалеку от города, Салли связывает сердечная дружба. У вождя по имени Черный Котел и его племени Салли нашел опору и поддержку в те трудные для него времена, когда его молодая жена Абигейл умерла при родах. С тех пор Салли носил одежду, которая считалась необычной даже в Колорадо-Спрингс.