Между адом и раем
Шрифт:
— Americano, да?
— Родина смельчаков, детка.
— Вот как. Эрнест младший хочет угостить меня сангрией во «Флоридите», любимом ресторане папы. Ты просто сосунок в стиле Хемингуэя.
— В стиле кого?
— Забудь. Что с твоей губой?
— Тебе бы лучше посмотреть на того типа, — сказал он, обрадованный ее вниманием.
— Знаю. Ты сломал доктору челюсть. Это ведь ты устроил переполох в больнице?
Он пристально посмотрел на нее.
— Ты что, была там? Я так и думал, что где-то тебя видел.
— Моя сестренка работает там старшей сестрой. Это она сказала тебе о консульстве.
— Так ты что — шла за мной следом?
— Не обольщайся, в консульстве у меня дела. Нужно кое-что передать. — Она вынула из сумочки конверт.
— Подсунь под дверь, вот и все.
— Нельзя.
— Почему?
— Там деньги.
— А-а, — протянул он. Вряд ли девица, которая носит наличные в консульство, будет работать.
— Ну, adios [7] , — сказала она, убрав конверт в сумочку.
7
Будь здоров (исп.).
Интересно, сколько там денег, подумал он. Он мог вырвать его и убежать. Малекон был всего в квартале отсюда. Он мог запросто исчезнуть в толпе. Разве она угналась бы за ним в своих желтых башмаках, так и кричащих «возьми меня»?
— Эй, детка, куда ты идешь?
— На работу.
— Ты что, работаешь по воскресеньям? Господи!
— Мой брат содержит клуб. Я там работаю.
— Да? А кем, если не секрет?
— Кем придется.
— Звучит неплохо. А мне можно заглянуть туда?
— Нет, это позволено только членам клуба.
— Я мог бы вступить.
Она засмеялась так пронзительно, что его даже передернуло.
— Думаешь, я не могу этого себе позволить?
— Я знаю, что не можешь. Это самый дорогой клуб в Гаване. Хотя, с другой стороны…
— Что?
— Ты мог бы понравиться моему брату.
— Почему это?
— Ему нравятся парни вроде тебя, которые выбивают дурь из других парней. Таким всегда работа найдется.
Она заложила два пальца за щеки и свистнула с такой силой, что он поразился. Через пять секунд к ступеням консульства подъехал огромный черный «Крайслер Империал». Водитель, какой-то накачанный тип в черной футболке, перегнулся через сиденье и открыл ей дверь. Она запрыгнула в машину и горячо поцеловала его.
Гомес не заметил, что она указала ему на переднее сиденье, поэтому устроился на заднем. Машина казалась абсолютно новой, словно с выставки. Даже запах был каким-то первозданным.
— Какого года машина? — спросил Гомес, когда водитель вырулил на узкую улочку.
— Пятьдесят девятого, — сказал парень и обернулся, улыбнувшись ему. Во рту у него блеснул золотой зуб. — Est'a bueno, no? [8]
— Это мой кузен Сантос, — сказала девица, потрепав загривок парня. — К сожалению, твоего имени не знаю.
8
Хороша, правда? (исп.)
— Гомес.
— А я Лин-Лин, — сказала она.
— Лин-Лин, — мечтательно повторил Гомес. — Я вспомнил, как китайцы дают имена своим детям. Они подбрасывают серебряную посуду и прислушиваются к звуку, который она издает, упав на пол. Лин-Лин. Похоже на вилку для салата.
В молчании они доехали до больших деревянных ворот, пристроенных к высокой розовой ограде. Гомес следил за маршрутом по карте. Они ехали вдоль Малекона, и он наблюдал, как справа от них в бухту Кастильо-дель-Морро входит океанский лайнер. У Пунта-Брава с Атлантики накатывали большие волны, перехлестывая волнолом, и лобовое стекло «Крайслера» забрызгивало морской водой.
Они оказались в тенистом районе Эль-Ведадо, где стояли старинные виллы. Большинство из них были построены незадолго до 1959 года, эры Фиделя Кастро.
Гомес и девица вышли из машины.
— Hasta macana [9] , — сказал водитель, похлопав крупной коричневой ладонью по двери. Должно быть, у этого типа было с десяток золотых браслетов.
Гомес следил, как «Крайслер» ускользает из вида сквозь коридор нависших над дорогой густых зеленых ветвей, касающихся его крыши.
9
До завтра (исп.).
— Ну, вот и прибыли, — сказала Лин-Лин, нажав какую-то кнопку в стене и махнув в объектив одной из видеокамер.
— А как называется клуб? — спросил Гомес, когда массивные створки ворот подались внутрь.
— «Мао-Мао».
Они вошли в ворота, и Гомес заметил:
— Это не клуб, а настоящие джунгли.
— Красиво, правда? Каких только птиц и зверей здесь нет! Даже ягуары и леопарды живут.
— Ну и ну, — сказал Гомес, стараясь придать голосу непринужденный тон. Он, кажется, видел в каком-то фильме, как леопард сожрал человека.
Они достигли еще одних ворот, минут пять пробираясь сквозь заросли деревьев и карабкаясь по корням баньяна, увившим старую тропинку. Эти ворота открылись автоматически. Они вели во внутренний двор, где стоял китайчонок в красном шелковом одеянии. В руках он держал серебряный поднос с каким-то напитком в высоком серебряном кубке.
— Каждый гость выпивает из кубка, — сказала Лин-Лин. — Эта штука называется «ядом». Попробуй.
— Я люблю яд, — ответил Гомес и отхлебнул. Казалось, ничего лучше в жизни он не пил.
— Это ты сделал? — обратился он к мальчику. Тот хихикнул и поспешно скрылся. Наверное, не понимает по-английски, подумал Гомес, нисколько не удивившись.
— Сюда, — сказала Лин-Лин. — Мой брат, наверное, в казино.
Они обошли вокруг бассейна размером с половину футбольного поля, в центре которого бил грандиозный фонтан. Скульптурная группа изображала какого-то парня с вилами в руках, управляющего чем-то вроде римской колесницы, которую тянули дельфины и киты. Одной рукой этот парень обхватил русалку. Ну и буфера у этой русалки — неужели из чистого золота? Вероятно, да.