Между адом и раем
Шрифт:
Девица собралась уходить. Он схватил ее за руку.
— Постой. Скажи, что у твоего брата с глазами? — спросил ее Гомес. — Просто интересно.
Она обернулась и уставилась на него.
— Мой брат провел двенадцать лет в тюрьме, — сказала Лин-Лин. — Его держали в маленькой темной камере. В полной темноте — без солнца, без электричества, даже без свечки.
— Вот дела. Как же он выкарабкался? Сейчас с ним все в порядке, так ведь?
— Он говорил, что если его выпустят хоть на день, то он сделает все, что они прикажут. Буквально все. Они попросили его сделать что-то крайне неприятное. На следующий день его отпустили насовсем. И вот теперь мы с братом снова вместе.
Он не знал, где очутился, но совершенно ясно, что не в спальне Хью Хефнера в особняке «Плейбоя».
Он сидел в твердом деревянном кресле в комнате, где не было иной мебели. Абсолютно голые стены и пол. Даже окон не было. Его руки были примотаны скотчем к ручкам кресла, а лодыжки — к ножкам. Он не знал, сколько времени уже провел здесь. Наконец дверь позади него открылась.
— А, сеньор Гомес, — услышал он знакомый голос. Это был, как его, Родриго, кажется. — Хорошо отдохнули? Вы проспали почти сутки.
— Что за… что здесь происходит? Я думал, что… вы… — Его язык необычайно разбух и еле помещался во рту.
— Дело в том, сеньор Гомес, что вы должны клубу «Мао-Мао» сто тысяч долларов.
Он вынул откуда-то лист бумаги и подержал перед глазами Гомеса. Тот попытался сконцентрироваться, но так и не смог рассмотреть.
— Я давал вам десять тысяч за счет заведения. Когда вы их проиграли, то взяли в долг у казино сто тысяч. Вот, внизу ваша подпись. Десять тысяч я вам прощаю, ведь вы получили их в дар.
— Какого… что вы…
— У вас ровно неделя на то, чтобы вернуть долг. Вы должны понимать, что я не из тех, кто прощает должникам.
— Я не могу… я… где же я достану такие деньги?
— Вряд ли меня это должно интересовать, сеньор. Поверните-ка свою ладонь вверх.
Мужчина вынул из кармана серебряные ножницы и щелкнул ими несколько раз.
— Эй, подождите! Что вы…
— Двое моих подручных свяжутся с вами через несколько дней. Скажут, куда принести деньги. Я должен вас пометить, чтобы они смогли узнать. Поверните левую ладонь вверх, пожалуйста.
— Я не могу… пожалуйста… лента затянута слишком туго.
— Ну ничего, сейчас помогу.
Родриго разрезал ленту, повернул ладонь и снова прижал запястье к ручке кресла.
— Что же вы делаете?
Родриго, глядя в лицо Гомеса своими бесцветными глазами, начал полосовать ладонь моряка лезвием ножниц. Гомес увидел, как брызги крови полетели на костюм этого типа, и снова потерял сознание.
Сначала Гомес подумал, что зловещие красные буквы, вырезанные на его ладони, читались как WW. Спустя пару дней он понял, что буквы следует читать, скорее всего, сверху вниз — ММ.
Микки Маус? Мэрилин Монро?
Клуб «Мао-Мао»?
Точно.
Может быть, это означало, что он принят?
4
Лучи неподвижного полуденного солнца буквально раскалили яхт-клуб Стэниел-Кей. Это старое заведение было построено в конце 40-х, как раз после войны и до начала 50-х, когда, по мнению Хока, наступил упадок архитектуры.
Розовое здание в британском колониальном стиле с выцветшим фасадом имело очарование стареющего загорелого плейбоя, который все время навеселе. От прежнего лоска осталось немного, но сама основа, как казалось Хоку, была такой же притягательной.
Однако назвать это заведение яхт-клубом можно было лишь с некоторой натяжкой.
Яхты? Ну, может, несколько рыбачьих лодок время от времени сюда заходили, особенно в период нереста марлина. Но в основном швартовались шлюпки да плоскодонки, которые во множестве покачивались на волнах у причала.
Все члены этого клуба имели пристрастие к ромовым коктейлям, ледяному пиву и, как никто в этих карибских водах, очень любили рассказывать небылицы о рыбацких успехах. Президент клуба, однако, был трезвенником, по крайней мере, к закрытию бара лишь он один стоял на ногах.
Над баром висел выцветший лист тисненой бумаги с уставом клуба. Правила запрещали спать за стойкой. Тем не менее, рано утром нередко можно было там застать мирно дремавших членов клуба.
Сюда не шли, чтобы провести уединенный вечер, где будут коктейли с крошечными зонтиками или затейливая мелодия, льющаяся сквозь ветви пальм. По вечерам в динамиках обычно звучали мелодии в стиле рэгги, а в дневное время — композиции старых блюзовых исполнителей, например Сан Хауса или Блайнд Лемон Джефферсона.
Эмен Лиллиуайт, старший клубный бармен, расплылся в улыбке, когда вошли Хок и Конгрив. Этот высокий человек напоминал огромного дрозда. У него была голая грудь и золотые плоские кольца в ушах. Широкий белозубый оскал и ожерелье из акульих зубов были самой лучшей приманкой для посетителей с минуты открытия клуба.
— Добро пожаловать, добро пожаловать, джентльмены! — прорычал он. — Чего желают замечательные молодые люди?
— Два холодных пива было бы неплохо, — ответил Конгрив.
В Стэниел-Кей и хорошие, и плохие новости расползались мгновенно. Эмен за своей стойкой был всегда в эпицентре мощного информационного потока. Новость о прибытии катера достигла его ушей спустя несколько секунд. Его любопытство усилилось, когда он узнал, что золотыми буквами на транце было отчеканено название катера — «Блэкхок». Одноименная яхта прибыла уже неделю назад, но бросила якорь за пределами бухты. Впервые катер зашел в Стэниел-Кей.
В баре было темно и прохладно. Там Хок и Конгрив должны были встретить русских. Двое агентов наконец приехали, но оставались на причале, громко скандаля. Тем временем англичане, попивая пиво, глядели на стену, увешанную выцветшими фотографиями.
На фотографиях была эклектическая смесь изображений местных рыбаков, капитанов чартерных судов, любителей-иностранцев, богатых американцев, английских яхтсменов и удивительное множество кинозвезд. Все они позировали, дружески обхватив Эмена за плечи.