Между ангелом и ведьмой. Генрих VIII и шесть его жен
Шрифт:
Мы вяло потащились следом, понимая, что никто не собирается обращать на нас внимание. Король на ходу деловито беседовал с Уорхемом, а мысли королевы, казалось, пребывали далеко отсюда. За ней, вся в черном, точно ворон, семенила Маргарита Бофор, силясь подслушать, о чем говорит король. Рядом со мной шла моя сестра, жалуясь на свои узкие туфли, поздний час и жаркое из лебедя, из-за которого у нее разболелся живот.
Королевские покои находились далеко от Большого зала, в другом конце манора, что частенько являлось темой
Но взволнованный король, казалось, не замечал никаких неудобств. Он призвал к себе Рассела и Фокса, после короткого совещания оставил их и натянуто произнес:
— А теперь нам надлежит веселиться! Начались Святки. — Он улыбнулся королеве, хотя его улыбка вышла похожей на нервный тик.
Она поднялась, стройная и прямая, как мраморная колонна.
— Дети мои! — сказала матушка, протягивая к нам руки. — Без них не бывает праздников. — Она повернулась к стоявшему рядом с ней Артуру и, взъерошив ему волосы, ласково произнесла: — Мой первенец.
Потом королева окинула взглядом комнату.
— И Маргарита. И Генри.
Улыбающаяся сестра быстро подбежала к матери. Я же направился к ней медленно, словно хотел удержать ее внимание подольше.
— Ах, Генри! Как вы подросли. Я слышала от Андре о ваших успехах в учебе.
Ее тон казался сердечным, но слова… Они могли быть сказаны любому из нас. На мгновение я возненавидел королеву.
— Благодарю вас, миледи, — выдавил я и умолк, ожидая продолжения разговора. Но его не последовало.
Король опустился в старое продавленное кожаное кресло. Приказав принести вина, он осушил два кубка для продолжения «веселья». Я уже сожалел, что не остался в детской.
Внезапно отец поднялся.
— Да, начались Святки, — повторил он, словно забыв, что уже говорил это. — И я благодарен, что праздную их вместе со всей семьей. Сейчас мы обменяемся подарками… вернее, вручим подарки нашим детям.
По его знаку церемониймейстер вынес поднос со свертками.
— Вот это для Артура.
Я обрадовался. Раз стали вызывать нас по именам, то и для меня вскоре настанет черед получить подарок.
Взяв объемистый пакет, Артур обхватил его поудобнее и вернулся на свое место.
— Нет, нет! — резко воскликнул король. — Откройте же!
Брат поспешно сорвал обертку. Внутри оказалась сложенная вещь. Что-то мягкое и белое. Я понял — это бархатная мантия, отделанная горностаем! Она упала на колени Артура. Он встряхнул мантию, и ему пришлось встать, чтобы полностью развернуть ее. Король напряженно следил за ним.
— Благодарю вас, отец, — сказал Артур. — Благодарю вас, матушка.
— Шикарная? — просияв, спросил король. — Примерьте-ка ее!
Артур накинул мантию, и все неловко примолкли. Она оказалась слишком большой и смехотворно волочилась по полу. Брат выглядел в ней как карлик.
Увидев это, его величество взмахнул рукой.
— К вашему венчанию она будет как раз впору, — вспыльчиво произнес он. — Разумеется, вам еще надо подрасти.
— Разумеется, — льстиво прошелестели придворные.
Артур снял и свернул свой подарочек.
Маргарите вручили жемчужный головной убор.
— К вашей свадьбе, — проговорила королева и мягко добавила: — Ждать осталось недолго. Года два или три…
— Да.
Сестра сделала неуклюжий реверанс и протопала на свое место. Она плюхнулась на стул, сжав изящное украшение в испачканных руках так, что едва не испортила его.
— А вот это для Генри…
Услышав свое имя, я подошел к королеве, и она протянула мне подарок со словами:
— Также к вашему венчанию.
Я взял маленький пакет, и матушка кивнула, предлагая развернуть его. Я обнаружил в нем изысканно иллюстрированный часослов и удивленно взглянул на нее.
— К вашему венчанию с церковью, — пояснила она. — Раз уж вы достигли хороших успехов в учебе, то, вероятно, с пользой изучите и сию богослужебную книгу.
Я огорчился по совершенно необъяснимым причинам. Чего же еще я мог ожидать?
— Благодарю вас, миледи, — пролепетал я и понуро вернулся на свое место.
Праздничная ночь продолжалась, но веселье было весьма натянутым. Большую часть времени король совещался со своей матерью, а королева, ни разу не поднявшаяся с украшенного затейливой резьбой стула, чтобы поговорить с кем-то из нас, беспокойно теребила завязки наряда и прислушивалась к напряженному шепоту сидевшей рядом с ней Маргариты Бофор.
Порой и до меня доносились отдельные слова: «Корнуолльцы… Войска… Тауэр… Поражение…»
Никто больше не упоминал об участи льва и мастифов. Надо сказать, этот праздник все больше озадачивал меня. Я не понимал, что происходит, хотя тогда многое оставалось для меня неясным.
Я удивлялся: зачем королю (известному своей прижимистостью) понадобилось устраивать столь дорогостоящий пир? Почему, несмотря на призыв веселиться, отец выглядел мрачным? И какое отношение к нашему Рождеству имеют корнуолльцы?
Пытаясь разобраться во всех этих непонятностях, я покорно таращился в часослов, чтобы порадовать матушку, и вдруг в нашу гостиную ворвался курьер. Дико озираясь, он выпалил во всеуслышание:
— Ваша милость… корнуолльцы набрали пятнадцать тысяч! Они уже в Уинчестере! Уорбек коронован!