Между ангелом и ведьмой. Генрих VIII и шесть его жен
Шрифт:
Начиная с того самого дня все свои дела я решал самовластно, никогда более не интересуясь сторонним одобрением или разрешением.
— Да. Победа.
— И каково это?
— Великолепно!
Между тем первый папский приспешник упорно тащился по мартовским хлябям к Нью-Форесту, уинчестерским лесным угодьям, а я принимал его более удачливого собрата в Гринвиче.
Я пил за Климента лучшие вина, заботливо интересовался его здоровьем, восхвалял мужество, с коим он перенес лишение свободы, и прочие заслуги. А затем быстренько
— …Немедля, — пояснил я. — Пока Климент не передумал. Я понимаю теперь, почему он послал распоряжение об удалении Анны и воссоединении с Екатериной. Это послание должно было прибыть вместе с подтверждением вашего архиепископства. А мне предстояло проглотить их разом, словно детское слабительное в куске пирога. Папа снарядил разных посыльных, остерегаясь дорожных грабителей и иных неблагоприятных инцидентов. Но просчитался! Господь явно поддержал нас, не дав этим людям встретиться в Англии.
— А я полагал, что именно Кромвель позаботился о том, чтобы они разминулись, — спокойно заметил Кранмер.
— На то была Господня воля, иначе колесо фортуны повернулось бы иначе, — возразил я. — Вы примете сан здесь, в Вестминстере, в капелле Святого Стефана. Но сначала, дорогой Томас, мы должны кое-что обсудить. Безусловно, вы сочли мои намерения озадачивающими. А какое впечатление они произвели в Европе? Ведь вы в январе ездили с дипломатической миссией к императору…
Прелат смотрел на меня ясными голубыми глазами.
— Абсолютно никакого. Прошу прощения, ваша милость, но если о вашем «великом деле» у нас судачат на каждом углу, то там о нем будто и не слышали.
— Абсурд! Наверняка оно крайне беспокоит императора! По-моему, в Германии вас более увлекало ваше собственное «великое дело». Или я не прав? Ну и как, вы сумели распрощаться с ней? Женатый архиепископ! Если бы об этом узнали, то о нас могла бы пойти дурная слава.
Кранмер продолжал спокойно глядеть на меня. Право, порой его невозмутимость сильно раздражала меня.
— Держите ее в качестве любовницы. Истинная церковь позволяет иметь любовниц, но не жен.
— Разве вас, ваша милость, не поражает такое ханжество и лицемерие? — вяло проронил он.
Тут уж я потерял терпение.
— Бог ты мой! Вы что, записались в реформаторы? Уж не собираетесь ли вы взяться и за меня после получения сана? Стать протестующим Бекетом? Предупреждаю, дорогой Томас, успеха вы не достигнете. Я не выношу предательства. Лучше уж сознайтесь сейчас… поделитесь откровенно своими планами. Не упражняйтесь в лицемерии, которое вы так гневно осуждаете в иных случаях.
Воцарилось долгое молчание… очень долгое. Наконец Кранмер произнес:
— Я ваш человек.
— Вот и славно.
Приторный аромат еще не выветрился. Мне давно хотелось избавиться от него, и я предложил:
— Давайте выйдем отсюда. Посмотрим на весеннее утро.
На галерее я подвел Кранмера к кушетке, стоящей возле залитого солнечным светом окна. Мы присели.
— Есть некоторые сложности… — начал я.
— Не надо недооценивать меня, ваша милость.
Он справедливо упрекнул меня. Тогда я высказался прямо:
— Наша цель заключается в том, чтобы вы заменили Папу. Именно вы будете вершить церковный суд в Англии, следовательно, принятые вами решения не могут быть без вашего ведома обжалованы Его Святейшеством. Придется порвать устоявшиеся связи с Римом. Об этом позаботится парламент.
— Как? Разве это в его власти?
— У парламента есть такие полномочия. А по какому праву в конце концов Рим установил в Англии свою юрисдикцию? Своеволие. Да-да! Вся сложнейшая церковная структура, возникшая в нашей стране, — соборы, аббатства, приходские священники, странствующие и проповедующие монахи, монастыри — все опирается на сомнительный фундамент. Постановления Рима? А парламент теперь проверит и отменит их.
— Нужны особые законы?
Ах! Наконец-то он оживился, заинтересовавшись каноническими тонкостями. Отлично. Позволим ему поплутать в них.
— Парочка, — с улыбкой ответил я, вызвав его удивление. — Достаточно двух. Первый — о запрете обжалования ваших решений в Риме, второй — о выдвижении и посвящении в епископы без предварительного согласия Папы. Я еще не придумал название для этого закона… Нужно что-нибудь безобидное.
— Я понимаю. Папа не сможет назначать высшее духовенство в Англии и осуждать его последующие деяния. У нас Рим станет impotens [73] .
73
Бессильный, слабый (лат.).
Неужели обязательно надо было использовать это слово?
— Да, именно так.
— Парламент согласится принять такие законы? — тактично поинтересовался Кранмер.
— Я убедил их, что эти законы большого значения не имеют. И постарался подробнейшим образом описать им картину моих приятельских отношений с Климентом. Может ли преданный сын повредить хоть чем-то духовному отцу? Разумеется, нет. Кто получает епископство, какой суд рассматривает апелляции — все это не волнует простых людей.
Он медленно поднялся с диванчика и потер лоб.
— Вы совершаете ошибку, — произнес он с огромной печалью.
Теперь мне придется выслушать очередные «предостережения». Неизбежные помехи королевской власти! Уныло вздохнув, я терпеливо ждал продолжения.
— Вы пожалеете о том, что предоставили парламенту такие полномочия. Раз он будет принимать законы, никто не помешает ему и отменять их. Если с вашего согласия парламент избавится от духовной и законной власти Папы в Англии, к кому вы потом в случае необходимости обратитесь за поддержкой? Вы же делаете парламент правителем Англии. Вот чего я опасаюсь, ваша милость. Вы устраняете далекого, пусть непостоянного, но морально крепкого и сильного партнера и заменяете его чуть ли не соседом, которого обуревают мирские страсти.