Между двух миров
Шрифт:
— А его антисемитизм? — спросил американец.
— А ты забыл дело Дрейфуса? Всегда и везде одно и то же. Когда демагоги не знают, как разрешить проблемы эпохи, они сваливают вину с больной головы на здоровую и обвиняют во всем евреев, которые когда-то пользовались в своем ритуале козлами отпущения, а теперь сами оказались в их роли.
Ланни огорчали эти разговоры. Его домашнее Локарно, вопреки его надеждам, не налаживалось. Рик и Нина все больше и больше замыкались у себя во флигеле, а Курт — в студии; Рик и Курт оба усердно работали, и что же? Их произведения уйдут в мир только для того, чтобы вести друг с другом идеологическую войну. Много ли понадобится времени на то, чтобы эта война идей
Робби Бэдд возвратился из своей поездки в страну шейхов. Ланни и Розмэри поехали встречать его Марсель, и сын нашел, что отец загорел в пустыне и потолстел на пароходе. С Робби приехал Боб, Смит экс-ковбой и незаменимый человек для всяких «особых поручений». Боб С первым же поездом отправился дальше, в Париж, по важному делу, но отец Ланни решил провести несколько дней в Жуан-ле-Пэн, в своем экс-семействе или как еще его назвать? Робби был занимателен, как всегда: он рассказывал забавные истории о том примитивном мире, где ему пришлось побывать; он гордился Ланни и утонченной молодой особой, которую сын избрал себе в дамы сердца. Робби подчеркивал это так весело и непринужденно, что Розмэри, вообще-то говоря, недолюбливавшая американцев, отнеслась к нему, как к приятному свежему ветерку, внезапно подувшему с дикого Запада. Коннектикут — это ведь индейское название? А что, индейцы там еще есть?
Когда Робби остался с сыном наедине в парусной лодке, выяснилось, что у отца куча новостей. Во владениях Нью-Инглэнд-Арейбиен-Ойл-Ко дела шли из рук вон плохо. Ни одна из постигших его там разнообразных неприятностей не была случайной. Одного, субъекта пришлось просто выставить, и Робби телеграфировал в Нью-Йорк, чтобы к нему в Париж выехал другой инженер. Робби подружился кое с кем из шейхов а Боб Смит окончательно покорил их, продемонстрировав такую стрельбу из пистолета, какой в Аравии еще не видывали. Робби рассказал, что шейхи предъявили компании новые денежные требования, причем, как выяснилось, мысль эта зародилась не под бронзовыми лысинами самих шейхов, — она была им внушена со стороны; иными словами, в этой пустыне было кое-кому заплачено со специальной целью — наделать неприятностей Робби Бэдду и его компаньонам.
— Кто же этим занимается? — спросил Ланни и Робби пояснил: — Это один из тех вопросов, которые нам с Бобом предстоит выяснить. Я носом чую, что дело обошлось не без Захарова.
— Не может быть! — воскликнул сын.
— По-твоему, он бы до этого не додумался? Но это старый трюк, а он знает их все.
— Да какой же смысл саботировать самого себя?
— Ему принадлежит целый ряд нефтяных промыслов, и он, пожалуй, непрочь бы прикрыть некоторые из них и выждать. А после огневой подготовки, как выражаются военные, он мог бы выкупить у нас все акции за бесценок.
— Говорят, его герцогиня умерла, и он очень расстроен ее смертью, — заметил Ланни простодушно.
— Конечно, он тоскует по ней; зато у него больше времени, чтобы строить всякие козни.
— А что ты думаешь предпринять?
— Еще не решил. Повидаюсь с ним, посмотрю, как он держится, тогда будет виднее.
Старый оружейный король обычно проводил зиму в Монте-Карло; он или бродил по широким аллеям парка, или сидел один на солнышке, углубившись в себя. Если к нему подходил кто-нибудь незнакомый и осмеливался нарушить его уединение, он рычал и огрызался так свирепо, что о старом сером волке ходили легенды. Он остановился в той же гостинице, в которой когда-то юный Ланни впутался в историю с его корреспонденцией: тринадцать лет прошло с тех пор, но самый богатый человек в Европе не мог забыть этой истории, и его голубые глаза всегда лукаво поблескивали, когда он видел молодого Бэдда.
Ланни
Он был рад видеть Бэддов, они ведь знавали его жену, которую он боготворил. Он рассказал о своей тяжелой утрате, и некоторое время они говорили о покойной; Ланни именно так вспоминал бы о Мари де Брюин, и ему казалось, что старик, безусловно, искренен. Неужели он может произносить слова, полные такой скорби, и выслушивать в ответ слова сочувствия, а потом взять да и всадить собеседнику нож в спину? Робби утверждал, что отлично может и непременно всадит. Ланни решил, что за этим человеком стоит понаблюдать, а над этой проблемой — подумать. Хотя Ланни Бэдд жил в крайне развращенном мире, ему редко приходилось иметь дело со злодеями чистой воды, и он склонен был смотреть на них, как на больных. Или этот денежный король столько лет надувал людей, что не в силах быть честным даже тогда, когда он уже не в состоянии воспользоваться плодами своего надувательства?
— Итак, молодой человек, — начал Захаров, — говорят, вы тоже стали загребать деньги с тех пор, как мы в последний раз виделись? — Ланни был поражен этим замечанием, показывавшим, что старый паук следит за ним и собирает сведения. Едва ли операции Ланни сами по себе заслуживали того, чтобы ими интересовался человек, поставляющий оружие всей Европе.
— Вам это, конечно, показалось бы пустяком, сэр Базиль, — вежливо ответил Ланни. — Но я вполне доволен.
— В таком случае, возьмите меня в компаньоны, — заметил тот. — Вы обладаете секретом, который стоит дороже денег.
— Что ж, если у вас есть картины, которые надоели, я помогу вам отделаться от них.
— У меня их куча, и все мне надоели. Как и все на свете.
— Должно быть, вы слишком хорошо узнали ваших ближних, сэр Базиль, — заметил молодой философ, и старик с грустью признал, что, увы, да, а забыть эти жизненные уроки уже невозможно.
Он всегда говорил с Ланни в таком тоне. Крылась ли причина этого в своеобразных обстоятельствах их первого знакомства? Или старик решил, что именно таким способом можно скорее всего понравиться молодому идеалисту? Робби однажды высказал ту мысль, что преуспевающий мошенник реже всего бывает похож на мошенника. — Пожелай он заслужить твою благосклонность, он бы выведал, какого сорта люди тебе нравятся, и прикинулся бы именно таким. Поэтому не принимай захаровских речей слишком всерьез и не удивляйся, если он вдруг окажется поклонником науки или любителем искусства, или даже моралистом и пацифистом!
Оба нефтяника погрузились в деловую беседу. Робби рассказывал о поездке в Аден; он даже намеком не обмолвился о своих подозрениях, а все неприятности приписал беспокойному нраву арабских шейхов. Он напомнил Захарову, что в свое время включил в состав компании и акционеров-англичан, рассчитывая, что это обеспечит ей, при надобности, защиту со стороны английского правительства.
— Верно, — согласился Захаров. — Но ведь вы знаете, какие сейчас времена. Правительства далеко не так охотно, как раньше, идут на риск и издержки, связанные с такой защитой.