Между двух войн
Шрифт:
Франсуаз встряла между нами, полностью развеяв мои сомнения насчет того, учили ли ее когда-нибудь правилам вежливости.
– А жители Золотого леса?
– Это юное дитя терзают злые предчувствия, – молвил святой отец. – Может, она одержима дьяволом?
– Я сама демон, – ответила Франсуаз.
– Это юное дитя сейчас получит пинка, – пообещал я.-Да такого, что пролетит всю равнину и окажется прямо в своем Золотом лесу. Френки, где у меня написано, что я спаситель всех подряд забесплатно? На рубашке сзади? Тогда я ее сменю. Я не
– По крайней мере в десять раз больше, чем ты принес мне сегодня.
– Отлично. Много ли там охраны?
– Майкл, ты меня не слушаешь.
– Я тебя и видеть-то не хочу.
– Человек двадцать. Но все они будут стоять по периметру. Крыша же…
– Майкл!
– Святой отец, – задумчиво произнес я, – а вы занимались когда-нибудь экзорцизмом? Жрец улыбнулся.
– Все это суеверия, сын мой, – ответил он. – Демонов не существует, равно как и богов. Ибо, если бы дьяволы жили среди нас, кто бы смог жить рядом с ними и оставаться человеком при этом? Крышу никто не охраняет. Ты попадешь оттуда с северного минарета.
– Я ненавижу парапланы, святой отец… А если подует ветер?
– Но за такую сумму…
– Я слишком жаден, Игнасио, и вы это знаете. Франсуаз приблизилась ко мне вплотную.
– Еще одно слово, – предупредила она, – и ты пожалеешь, что родился мальчиком.
Ее пальцы сомкнулись там, где на штанах обычно бывают пуговицы.
– Знаешь, Майкл, – ласково произнесла она, – как тонка грань между болью и удовольствием?
Тяжелый бронзовый идол, изображавший пузатого бога богатства, весело зазвенел, когда Франсуаз перелетела через всю комнату и приложилась об него спиной.
– Черт, Майкл, как больно, – озадаченно пробормотала она, пытаясь подняться на ноги.
– Значит, я где-то перешел эту грань… Святой отец, сделайте доброе дело. Найдите моей спутнице кого-то, кто согласится рисковать шеей ради красивых глаз, стройных ножек и огромного бюста.
– Ноги у нее не стройные, – покачал головой отец Игнасио. – Сразу видно, она слишком много занимается спортом. Мускулы…
Он замолчал, пытаясь распрямиться и засосать в свои легкие хотя бы немного воздуха.
– Как не стыдно, Френки, – я покачал головой. – Обижать священника.
Правая нога Франсуаз взметнулась в воздух и плавно легла на мое плечо. Нормальный человек не может так сделать, и тем более устоять в подобной позиции больше пары секунд.
Но Франсуаз в самом деле слишком много занимается спортом.
– По-твоему, они не стройные? – спросила она.
– По-моему, я уже получил от тебя свою порцию неприятностей. Вы уже в состоянии говорить, святой отец? Вот и отлично. Кого можете посоветовать? Платит за все, конечно, она.
Отец Игнасио уже выпрямился, хотя его дыхание оставалось немного неровным. Я деликатно освободил свое плечо и продолжил:
– Кого-то, кто достаточно умен, чтобы вскрывать замки, и достаточно
– Мокрое дело? – деловито осведомился священник.
– Падре Игнасио! Вы оскорбляете и себя, и меня, задавая такие вопросы. Взгляните на мою спутницу – разве ей нужна помощь, чтобы размазать кого-нибудь по стенке?
– Ты прав. Вор, вор, вор… Право, не знаю… – Жрец поднес руку к подбородку. – В городе сейчас почти никого нет. Впрочем, постойте. Я познакомлю вас с одним человеком. Его зовут Эдди-Фокусник. Сам он такими делами не занимается, но наверняка сможет кого-нибудь посоветовать.
Я подошел к нему и взял его за плечо.
– Спасибо, отец Игнасио. Огромное вам спасибо. Вы и не представляете, как сильно вы мне помогли.
Священник рассеянно выругался – так грязно и матерно, что Франсуаз присела.
– Я и забыл, что вы вместе служили… Что же, если надумаешь насчет изумрудов…
– Тут же и дам вам знать. Мне надо только сбыть с рук эту милую девушку. – Я стал подталкивать Франсуаз к выходу. – Не беспокойтесь, я избавлюсь от нее очень быстро.
– Может, продадим ее в рабство? – крикнул мне вслед отец Игнасио. – В гарем или для гладиаторских боев.
– Я уже думал об этом, – ответил я. – Но ведь такую никто не купит.
9
Над рыночной площадью зажигались огни – алые и голубые, изумрудные и цвета нежного янтаря.
Ни одна вспышка не оставалась самой собой дольше чем на мгновение. В центре нее рождался новый оттенок, ширился, пока не достигал краев волшебного всполоха, и сменялся другим.
Люди стояли внизу, подняв головы, завороженные волшебным зрелищем. Торговцы и покупатели – на пару минут они позабыли о выгодных сделках и приятной тяжести золотых монет. Их глаза были устремлены в небо.
Это не походило на фейерверк, огни которого, прекрасные и манящие, остаются столь же холодными и далекими для зрителя, стоящего на скучной земле, как и ночные звезды.
Всполохи волшебства, раскинувшиеся над рыночной площадью, были иными, теплыми. Они касались сердец всех, кто любовался ими, и от того на душе становилось так легко и спокойно, как бывает только в счастливом детстве, а после – в хороших снах.
– Как он это делает? – шепотом спросила Франсуаз.
– Не знаю, – негромко ответил я. – Наверно, он сам этого не понимает.
Высокий человек стоял в центре площади; он ничего не делал и только воздевал руки к небу, любуясь на созданные им чудеса.
– Почему его называют фокусником? – спросила Франсуаз. – Ведь это настоящее волшебство, прекрасное волшебство.
– Эдди не любит громких названий.
Представление кончилось, люди подходили к магу, чтобы пожать ему руку, похлопать по плечу. Рука девушки потянулась к поясу за монетой, я удержал ее.
– Эдди не берет денег за свои представления…
– Тогда чем же он живет?