Между идеологией и наукой
Шрифт:
Одним из следствий, а теперь и факторов углубления российского кризиса является деградация рациональной компоненты общественного сознания. Поскольку его самопроизвольного восстановления не происходит, требуется реконструкция «истории болезни». Надо обнаружить и распознать те «вирусы», которые вместе с мусором были загружены в программы рационального мышления. Большая операция была начата в конце 1980-х годов.
Непосредственной целью этой операции была дискредитация (подрыв легитимности) советского строя, но, видимо, произошла передозировка, и поражение общественного сознания приобрело характер цепного процесса. Агентом, который создавал «вирусы» и делал их инъекции в сознание «пациентов», была авторитетная часть профессионального сообщества специалистов в гуманитарных и социальных науках.
Здесь рассмотрим, в качестве учебной задачи, понятие отчуждение. В деформации мышления советской интеллигенции оно сыграло очень важную роль. Один демократически настроенный гуманитарий с удивлением писал в 1992 г.: «Начиная с горбачевского призыва строить социализм «с человеческим лицом», «отчуждение» стало входить в отечественный лексикон борьбы за лучшую советскую жизнь. Громом среди ясного неба прозвучали возгласы покончить с отчуждением, порожденным казарменным, тоталитарно-бюрократическим социализмом… Появились статьи, брошюрки, в которых с усердием, с обилием цитат разъяснялось, что бюрократия — враг народа, а разгадка ее тайны — в отчуждении власти от простых людей, от народа, что общественная собственность — ничейная, собственность без хозяина, т.е. не принадлежит народу. Были и научные дискуссии, и постоянные семинары, даже провели конкурс на лучшую работу по проблеме отчуждения, а победители получили премии. Короче, колесо попало в наезженую колею — интеллектуалы засучили рукава, философы — в первую очередь.
Оказывается, десятилетиями мы копили деформации и вот столкнулись лицом к лицу с отчуждением, когда, как оказалось, созданное усилиями поколений общественное здание вовсе не «наш» дом, а тюрьма, задавившая инициативу, творчество, семью, нацию, гражданскую жизнь, наконец, свободу человека. Обязательно нужно преодолеть отчуждение — перестроить здание, избавить его от последствий дегуманизации, деперсонализации. Многое нужно преодолеть — отчуждение людей от труда, от продукта труда, от власти, от управления, от культуры, духовности, друг от друга» [112].
Выскажу и я свои впечатления. В 1968 г. я ушел из родной лаборатории в «гуманитарную науку». Там встретил много умных образованных людей. И время от времени, но регулярно, слышал от них, что самое главное открытие Маркса — «отчуждение». Это говорилось без всякого повода, как какой-то опознавательный крик типа: «Слушай!» В университете мы касались этой темы, но ничего внятного преподаватели нам не сказали, туманно намекнули, что это, мол, очень сложная тема, рано вам. Мне лично это было неприятно и тревожно, наука — открытое знание, там этого совершенно не было, даже в самых малоизученных областях. Когда я пытался выяснить у моих умных и образованных коллег, в чем смысл этого открытия Маркса, мне отвечали, что это очень сложная категория, плохо понятая. Становилось еще неприятнее…
Идол отчуждения не удалился и после ликвидации советского строя. Он дышит из текстов и выступлений множества обществоведов, включая «просвещенных левых». Представление отчуждения как таинственной сущности (и даже субстанции), объясняющей природу советского строя, опирается на раннего Маркса, который выводил из этой сущности свою концепцию грубого (уравнительного, «казарменного») коммунизма. Возможно также, что непосредственно идею использовать это понятие как средство подрыва легитимности СССР подал Троцкий.
В статье «Троцкий» в Новейшем философском словаре «Академик» сказано: «Осуществленный Т. анализ ряда существенных тенденций в эволюции советского общества… предвосхитил появление достаточно заметной обновленческой традиции в идеологии социалистического и коммунистического толка. Проблема отчуждения людей при социализме от продуктов собственного труда и от политической власти была не только легитимизирована для международной радикальной интеллигенции левой ориентации, но и приобрела статус атрибутивно сопряженной с процедурами социально-философского и социологического планирования последствий революционно-утопических экспериментов» [113].
Во всяком случае, сам Горбачев, нагнетая ненависть к советскому государству, использовал старый троцкистский тезис об «отчуждении» советского работника от собственности: «Массы народа, отчужденные от собственности, от власти, от самодеятельности и творчества, превращались в пассивных исполнителей приказов сверху… Человеку отводилась роль пассивного винтика в этой страшной машине» [90].
Прежде чем перейти к исходным рассуждениям Маркса, обратимся к здравому смыслу и сначала вникнем в буквальное значение слова отчуждение. Профессиональный жаргон, конечно, далеко уходит от буквальных значений слов, но все же обычно не порывает с ними. В русском толковом словаре слово отчуждение означает отделение, удаление, разрыв, отбирание. В этом же смысле оно перешло из латыни (alienatio) в европейские языки, правда, с добавлением значения беспамятство, психическое расстройство. Не вдаваясь в психиатрию, заметим, что явление отделения и удаления — необходимая часть бытия и в неживой, и в живой природе, а тем более в обществе.
Само слово особь указывает на тот факт, что на определенной стадии эволюции живые организмы существуют в состоянии фундаментального отчуждения от себе подобных (в отличие от лишайников, полипов и кораллов). Биологическое отчуждение неизбежно сопровождается и социальным. Даже рой пчел или колония муравьев нуждаются в развитых системах коммуникации, чтобы особи могли собраться в общество. В человеческих общностях типы и механизмы социального отчуждения менялись в ходе развития, но без него невозможно было помыслить никакое общество. Например, Новое время на Западе ознаменовалось самоосознанием человека как индивида — атома, неделимой частицы. Это — радикальное отчуждение, которому Вебер посвятил свой главный труд «Протестантская этика и дух капитализма».
Еще в 60-е годы ХХ века, когда проблему отчуждения пытались поставить в повестку дня «шестидесятники», И. Кон предупреждал:
«Уже в «Экономическо-философских рукописях 1844 г.» и в позднейших работах Маркс связывает возникновение отчуждения с частной собственностью и антагонистическим разделением труда. Почему получается, что общественные силы людей становятся господствующими над ними? — спрашивает Маркс. И отвечает: причина этого — разделение труда… Разделение труда, дающее людям возможность проявить и развить свои индивидуальные способности, было предпосылкой становления индивидуальности и культуры… Таким образом, отчуждение — это объективное историческое явление, и третье значение понятия (отчужденность как психологический феномен) — лишь выражение этого основного факта» [114].
А когда во время перестройки начал нарастать поток откровений о том, что и советское общество основано на отчуждении, было подано несколько слабых голосов, которые пытались воззвать к здравому смыслу. Культурологи, например, писали (1990): «Каждый конкретный этап человеческой истории имеет свою форму социально-экономического и духовного отчуждения. Особая форма отчуждения культуры присуща и социализму. Мы исходим из того, что отчуждение при социализме так же естественно, как и при капитализме, и, впрочем, при первобытно-общинном строе. Это не аномалия, а нормальный, естественный процесс, свойственный развитию каждого общества и охватывает он не только сферу экономики, но и сферу духовности, культуры» [115].