Между мирами
Шрифт:
Как это случалось при подобных разговорах, Кэти на мгновение показалось, что сейчас мама скажет ей нечто очень важное, откроет тайну, которую никто на земле не знает. И опять на проверку оказалось всё просто и доступно, даже в разговорах с озером не было ничего необычного. Просто нужен был определённый талант, постижение довольно сложного искусства.
Впрочем, чудо произошло. Правда, его было трудно описать и выразить словами, хотя воспоминание об этом было свежо и сейчас. После довольно продолжительного пути мама с дочкой подошли к озеру. Посмотрев на его спокойную гладь, искрящуюся на солнце, Кэти уже что-то почувствовала. Больше всего это походило на радость, для которой вроде и не было особых причин. Кэти захотелось заплакать от счастья, подбежать к озеру и поцеловать его. Мама вполне понимала состояние девочки. Для того чтобы немного успокоиться, они сели возле родника. Мама постелила на землю нежно-розовое полотенце, которое очень нравилось
Когда они вышли из воды, мама сказала:
– Ну, вот ты и познакомилась с озером.
– Теперь я все время буду поддерживать с ним дружеские отношения? – спросила Кэти.
– Да, при желании ты легко сможешь почувствовать состояние озера, даже находясь на большом расстоянии от него, а иногда и пообщаться с ним, – сказала мама.
– Озеро хочет, чтобы это стало нашей тайной, – в голосе Кэти звучали не вопросительные, а скорее утвердительные нотки. – Видишь, ты поняла его абсолютно правильно, – обрадовалась мама.
Кэти невольно вспомнила то своё купание в озере, когда стала набирать воду. Бак, в котором она хранилась, был почти пуст. Воды осталось литра два. «Родители давно не ходили на озеро», – подумала Кэти. Она зачерпнула немного воды для кофе и почувствовала лёгкую тревогу. Что-то было не в порядке, озеро словно хотело предупредить её о важных событиях, или это только показалось. Кэти не стала мучить себя сомнениями, сейчас надо было варить кофе, потом, закончив все неотложные дела, которых, слава Богу, было не так много, можно было бы поговорить с озером, вернее попытаться почувствовать, что случилось. Всё-таки Кэти решила успокоить воду, чтобы тревога не повлияла на напиток, к приготовлению которого она так тщательно готовилась. Девочка несколько раз пролила её через серебряное ситечко, напевая беззаботную песенку собственного сочинения.
Наступил самый ответственный момент. Кэти взяла маленькую красивую турку, налила в неё воды, совсем капельку, и положила размолотый кофе. Сколько раз она мечтала об этом. Совсем одна, бояться некого, мешать никто не будет, вари кофе хоть целую вечность в своё удовольствие. Для того чтобы всё получилось удачно, Кэти попыталась думать о чём-нибудь хорошем. Видимо, она волновалось, потому что в голову лезли слова будущей песенки, рифмующиеся друг с другом – пирожное, мороженное, пирог, сырок, бисквит, спешит. Кэти пыталась представить себе деревья у озера – спокойные, задумчивые, но в голове возникали образы сахарных пряников с ореховой начинкой, горы халвы, залежи зефира в шоколаде, и мелькали картинки с конфетных фантиков. Девочка едва не упустила кофе, хотя стояла рядом с плитой и пыталась следить за происходящим процессом. «Неужели ничего не получится?» – мелькнула у неё мысль, когда она снимала турку с ароматным напитком с плиты. Как обычно, начало было очень удачным, а под конец возникло некоторое разочарование и потеря бдительности.
Кофе получилось мало, и Кэти решила выпить его весь, а молоко потом отдельно. В сущности, какая разница. Ведь если сначала выпить чёрный кофе, а потом молока, то в желудке всё перемешается, и получится всё тот же безвредный кофе с молоком. Как и мама, Кэти в таких случаях не признавала сахара. Выпить кофе правильно было не менее важно, может, даже значительно важней, чем сварить его. Налив напиток в чашечку, Кэти села за стол. Она представила себе кофейные зёрна, те самые, что светились мягким беловатым светом, и мысленно попросила их помочь. Осторожно пытаясь сохранять полную бдительность, или, по крайней мере, её видимость Кэти подняла чашечку. Рука её чуть дрожала от волнения. Она сделала один маленький глоток, потом другой. Какой изумительный, волшебный вкус был у этого напитка!
– Плесни кофейку, хозяйка, – услышала девочка чей-то голос.
ГЛАВА 2
Доктор Ларсен был известен в поселении, как опытный маг-целитель. К нему, в случае серьёзных неприятностей, шли люди за советом. Доктор Ларсен был уже далеко не молод и любил вспоминать прежние времена. Тогда всё было иначе, жизнь текла не в таком бешеном темпе, как ныне. Главное, и маг, да и сами исцеляемые были другими. Раньше люди, приходящие к его отцу, (доктор Ларсен был потомственным магом), ловили каждое его слово, следовали данным советам и испытывали тайный трепет перед неведомым. Теперь всё было иначе. Благодаря многочисленным книгам, о магии сложилось искажённое представление. У большинства вместо трепета возникает недоверие, и не мудрено. Если люди учатся магии по книжкам и после сдачи каких-то экзаменов получают сертификат, право на работу с силами, о которых они и люди, дающие подобные документы, имеют весьма поверхностное представление – им не очень-то станут доверять. Тем более, что есть медики, творящие чудеса, и психологи, врачующие душу. Выбор велик, многие соединяют магию с научными представлениями и создают невразумительные теории. Самое возмутительное, что они действуют, обладают своей силой и живут своей жизнью. Главное же, магия сама по себе измельчала, она поставлена на поток и часто служит удовлетворению сиюминутных человеческих потребностей.
Доктор часто предавался подобным невесёлым размышлениям особенно теперь, когда ему минуло пятьдесят пять лет. При этом «тогда» постоянно выглядело в более выгодном свете, чем «теперь». Только его не было, казалось, оно ушло очень давно, сотни лет назад. «Теперь» же царило повсюду и вело себя вызывающе, нахально. Временами, Доктор Ларсен с горечью признавал, что магия состарила его. В то время как другие в его возрасте бывали полны планов и надежд, он прожил словно несколько жизней. Будто сверкающая ракета промелькнуло «тогда», и, подобно улитке, медленно ползло «теперь», не предвещая ничего хорошего грядущим поколениям.
Иногда Ларсен признавался себе, что просто устарел. Возможно, магия сыграла с ним злую шутку, она любит это делать, и он не сумел попасть в темп нынешнего времени, перестроить какие-то энергетические структуры, осознать нечто важное. Может, просто не захотел этого делать и предпочёл затеряться постепенно где-то в прошлом. Правда, это были очень тонкие, незаметные процессы. Они давали о себе знать только мимолётной, едва ощутимой тревогой. Внешне-то всё выглядело довольно неплохо. Доктора считали знатоком своего дела и охотно шли к нему за советом. Конечно, из соседних поселений не приходили, просто их не было. Ближайшей точкой, в которой жили цивилизованные люди, был город, причём довольно крупный. Соединялся он с поселением дорогой, довольно плохой, особенно трудно было поддерживать связь в межсезонье. Сейчас, после того как закончилось массовое таяние снегов, это было проще, чем, допустим, в конце марта или самом начале апреля, но проблемы со связью оставались.
Впрочем, это мало заботило доктора, или ему так казалось. Город в его глазах был средоточием всего нового, такого поверхностного и ненадёжного. Того самого, что процветало назло всем прогнозам скептиков и не собиралось уступать место добрым старым временам. Несмотря на это, Ларсен любил ездить в город, прежде это был довольно богатый посёлок, и следы прошлого, как ни странно, сохранились кое-где до сих пор. Доктор любил ходить больше по окраинам, смотреть на старенькие деревянные домишки, сохранившиеся каким-то чудом, стоящие по обеим сторонам мощёных узеньких улочек, по которым и машины то почти не ездили. К стыду своему, доктор, бывая в городе, часто оказывался и в центре, и также самозабвенно бродил по роскошным универмагам, любовался на вещи, которые никогда бы не стал покупать и на продукты, которые никогда бы не стал есть. Хотя Ларсен любил кондитерские изделия, и от последних достижений в этой области едва ли мог отказаться, он считал, что маг подобный ему, прошедший через многое, может позволить себе маленькие слабости.
Прошедшей ночью доктор спал плохо. Всё началось с вечера, к нему в комнату зашёл младший внук, Пер, с которым состоялся довольно серьёзный разговор. Дочь с мужем уехали в город с утра по своим делам. Внук целый день играл с друзьями, а вечером пришёл ночевать к деду.
Речь, как обычно, пошла о чудесах, а точнее, о возможностях магии. Говорить об этом Ларсену было нелегко, поскольку дочь в своё время не пошла по его стопам. Надежды на внуков тоже не оправдались. Старший давно жил в городе, а младший, Пер, всё время пребывал в сомнениях насчет действенности магии. Самое обидное было то, что он как нельзя лучше подходил для продолжения традиции. Пер был умным ребёнком, и интересы его не сосредотачивались вокруг удовлетворения собственных запросов, они были намного шире. Мало того, доктор, сведущий в таких делах, понимал, что у мальчика есть некое чутье, подобным образом проявлялся ещё не раскрытый магический дар. И вместе с этим, мальчик не только не хотел видеть своих возможностей, но и вообще склонен был отрицать какое бы то ни было существование неведомого, неподвластного анализу. Ларсен и сам был в детстве упёртым, но, как ему казалось, не до такой степени. Войдя в комнату деда, Пер начал с порога наступление: