Между нами
Шрифт:
Я стоял и смотрел, как она собирается уйти, как входит в кабину, и наконец, уезжает, и все это время – недолгое, но почему-то растянувшееся для меня, – думал, что должен ее остановить. Должен что-то сделать, что-то сказать.
Я не понимал только, почему должен делать это и откуда взялся этот порыв. Не видел на это никакой причины – она была не более чем одна из многочисленной труппы.
Да, талантливая, но за свою карьеру я видел много одаренных танцоров. Кто-то был менее способным, кто-то больше.
Она не была лучшей,
Может быть, дело было в этом? Я чувствовал, уверен был, что могу вылепить из нее нечто прекрасное, неподражаемое. Уникальное. Что-то, от чего у зрителей будет захватывать дух, глядя на нее.
Я не остановил ее, позволив уйти. Но в тот день больше ни о чем думать не мог.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
МИКА
Леди Гага запела свой Bad Romance, а я взяла коктейль, переданный мне заботливой рукой Уэсли.
– Двадцать пять. Четверть века. Я чувствую себя древней.
Уже порядком захмелевшая Джун состроила несчастное лицо, после чего залпом опрокинула остатки своего «буравчика».
Вечером в пятницу мы устроили небольшую праздничную вечеринку в ее честь. Пришли ребята из труппы и некоторые из ее друзей. Размеры нашей квартиры не позволяли особые маневры, но погода была благосклонна к нам и мы смогли расположиться под открытым небом. Правда я побаивалась, что наш балкон попросту не выдержит такого количества людей.
– Заткнись. – Алкоголь и паршивое настроение сделали меня бесчувственной. – Радуйся, что тебе только двадцать пять.
– Для нашей индустрии это почти что пенсия, – фыркнула Джун.
Она утрировала, но здравое зерно в ее словах имелось. Я и сама была в небольшом унынии из-за приближающегося двадцатисемилетия.
– Вот тебе, Уэсли, сколько лет? – Джун ткнула пальцем в грудь парню, при этом сильно накренившись.
– Двадцать два, – почти виновато ответил тот.
– Скинуть бы тебя с балкона, – проворчала соседка, разворачиваясь и уходя.
– За что это? – удивленно хохотнул Уэсли.
– Да не обращай внимания. – Я махнула рукой, облокотившись о каменное ограждение. – Она просто психует из-за дня рождения. Мы все психуем, когда становимся старше.
Я почувствовала, как на меня наваливается тоска и глотнула водки с тоником – похоже это единственное, что скрасит мой сегодняшний вечер.
– Я тебе давно уже сказать хотел… – начал Уэсли и вдруг замялся, смущенно улыбнувшись.
Я посмотрела на него с интересом – ничего себе, я ему никак нравлюсь?! Раньше я как-то не обращала на него внимания, а стоило бы. Он был хорош собой, высокий, сложен отменно – что вполне естественно. Глаза ярко-голубые, открытый, бесхитростный взгляд. А волосы – что-то на грани каштанового и рыжеватого.
Не парень, а картинка.
– Что?
Я ближе придвинулась к нему, давая понять, что он может быть откровенным со мной.
– Я восхищаюсь тобой, тем, что ты делаешь на сцене! – волнуясь, выпалил он.
Я польщенно заулыбалась – всегда приятно, когда хвалят твой талант.
– Правда?
Уэсли кивнул. Мы еще ближе придвинулись друг к другу, и мне показалось, что сейчас он поцелует меня.
– А еще я считаю, что ты очень красивая, – уже тише пробормотал парень, после чего, как я и ожидала, последовал поцелуй.
Губы у Уэсли были мягкие, сначала немного неуверенно скользили по моим губам, но прижавшись к нему всем телом, я поощрила его действовать без опаски.
Я поняла, как соскучилась по поцелуям, близости с другим живым существом и дело было даже не в сексе. Мне не хватало тепла, прикосновений, ярких ощущений.
Конечно, я получала все это сполна, когда танцевала, но после возвращалась домой, где меня никто не ждал. Ничего не оставалось кроме пустоты.
Сегодня я не хотела быть одна. Я устала от этого состояния. Все чаще ловила себя на мысли, что жалею себя. И мне это не нравилось.
Поэтому этим вечером не будет никакой жалости, никакого одиночества.
Я взяла Уэсли за руку и повела в свою комнату.
***
– Что случилось?
Дэниел опустился передо мной с тревогой на суровом лице, а я быстро смахнула слезы со щек. Было чертовски больно, хотя боль уже давно стала чем-то привычным.
– Ничего, – хрипло прозвучал мой голос.
Я сидела на полу репетиционного зала, роняя слезы, поэтому мои слова не выглядели убедительными.
Дэниел бросил короткий, неодобрительный взгляд на меня, и принялся развязывать пуант на левой ноге, которую я повредила.
Я попыталась помешать ему.
– Прекрати! – строго приструнил он, и мне пришлось уступить.
Мои ноги были уродливыми. Я знаю, что уж он-то перевидал многое – ноги балерины не самое эстетическое зрелище, но едва ли он будет шокирован, и все равно не желала, чтобы он их видел.
Я закусила губу, пока он снимал белый вкладыш, успевший напитаться кровью.
– Черт.
До меня донеслось тихое ругательство, больше похожее на бормотание под нос и опасливо покосилась вниз. Ноготь на большом пальце треснул, и из раны сочилась кровь.
И правда – черт!
– В кабинете есть аптечка.
– Что ты здесь делаешь? – Меня этот вопрос интересовал больше, чем сломанный ноготь. К тому же это помогало отвлекаться от боли.
На лице мужчины отразилась досада – отвечать ему не хотелось. Но я поняла, почему он был здесь, и это вызвало у меня улыбку.
– Ты пришел, потому что думал, что я буду здесь?
– Возможно, – скупо обронил Дэниел.
– Я уверена, что права. – Теперь уже я улыбалась во весь рот, почти забыв о боли.