Между Явью и Навью

Мазин Александр Владимирович

– Весло-то найдем, только не дюжий ты, проку не будет, – ответил гребец и сплюнул в воду.

В отличие от Волшана, был он по пояс гол, плечист, руки бугрились силой да блестели как намасленные.

– А ты не смотри, ты испытай, коли не веришь, – сощурился Волшан, зная, что забороть такого будет непросто, но он и посильнее противников видывал.

Гребец обидно расхохотался. Это привлекло внимание остальных, и несколько голов повернулись к Волшану.

– Вам, видать, очень на другую сторону нужно, – со смешком угадал долговязый парень, с длинными мышцами на руках, похожими на крученые веревки. – Только Тихон

тебя пополам разорвет – и обратно свяжет.

Он поднялся на ноги, да без напряга подхватил один из мешков, уложенных на дне паузка. Раскачав его, разжал руки, и мешок полетел на берег, к Волшану. Хакнув, оборотень подхватил мешок с лету и чуть не повалился вместе с ним, диво, что на ногах устоял – тот оказался тяжелым и тугим, будто песком набили.

– Ха!

Недоверие в глазах Тихона сменилось интересом. Волшан подумал было, что побороться-таки придется, но к парому вернулся старший перевозной артели, завершив свой спор с обозником. Сходни запели под его весом – вот уж кто был здоров, что твой бык!

С высокого берега спускалась пустая телега – оглобли задрались, она съехала тощей лошади чуть не под хвост, и у бедняги ноги проскальзывали в чвачном месиве.

– Р-разгружай! – скомандовал гребцам перевозник.

Тихон спрыгнул прямо в мелководье, минуя сходни, и подмигнул Волшану:

– Давай, подмогни. Будет тебе весло. Тяжело пойдем.

Те самые мешки, один из которых чуть не завалил Волшана, были перетасканы в телегу одним мигом, и весь обоз, вместе с медлительными упряжными быками и двумя молчаливыми работниками, погрузился на паром.

Пока старший обещал оставшимся на берегу, что до вечера всех перевезет, Волшан занял место между Тихоном и давешним пареньком. Неждана пристроилась за телегами.

– Греб когда? – спросил здоровяк.

– Приходилось.

– Делай, как мы. Команды разбираешь?

– Не боись, сдюжу.

Невысокая, но тугая волна размеренно била в правый борт, покачивая паузок. Ближе к середине реки Волшан уже взмок и завидовал раздетым по пояс гребцам, дружно ведущим свой плот к противоположному – пологому и пока еще не близкому – берегу реки. Впереди поблескивала крупной рябью стремнина, и Тихон предупредил, что там – самый труд. Паузок будет сносить, и закрутить тоже может. Но пока монотонный труд умиротворял, быки, отделенные от Волшана и Нежданы тушами телег, больше не беспокоились, паромщик затянул долгую и разливную песню, где повторялись одни и те же слова.

Амулет под рубахой и зверь внутри ожили одновременно. Волшан встрепенулся, и тут же в один из верхних кулей на телеге воткнулась стрела. Еще дрожало оперение на древке, а тертые жизнью гребцы уже согнулись в три погибели, но весел из рук не выпустили.

– Подымись! – рявкнул старший. – Наших это стрела, упреждают! Неладно там!

То, что на другом берегу «неладно», теперь могли видеть все. Там началась суета: у самой воды метались люди, с мелководья отчалила лодка, но дальше не пошла – качнулась набок, и ее медленно поволокло течением прочь от перевоза, к камышовым зарослям ниже по течению. Над водой разнеслось приглушенное эхо криков. Испуганно и тонко заржала лошадь.

– Что? Что там? – визгливо забеспокоился невидимый из-за возов мужик-обозник.

– Нешто. Повертаем, – сурово осадил его старший.

– Какое? Меня там дожидают…

«Да

что мы, хуже баб?», «Кто им отпор-то даст?», «Хватит уже от разбоя отворачивать!» – заворчали гребцы, и весла застучали плашмя по воде. Неуправляемый паузок медленно потащило в сторону, разворачивая боком.

– Ай, сучьи дети! – махнул рукой старший, обругав заартачившихся гребцов. – Навались тогда! Оружие, какое есть, готовь!

Дальше Волшан уже не слушал, налегая на тяжелое весло так, что жилы заскрипели. Развернуть груженый плот почти на середине неспокойной реки – это не только умение рулевого да гребцов – на это требовалось немало грубой силы.

– Бродники озоруют, – сквозь зубы пояснил Тихон, когда паузок подходил к берегу чуть ниже сходней. – Не впервой им. За перевозом торжище по шестым дням, вот и повадились. Когда князь воев своих давал охранять, тогда тихо было, а нынче – сам видишь.

– А что, князь ваш раздумал нынче?

– Старый-то князь помер, а новый дружине не люб. Неладно у нас, – нахмурился гребец. – Готовься, до сходней не пойдем, в воду прыгать будем. Оружие есть?

Амулет под рубахой жег Волшану грудь, и не понять было – огнем или льдом. Он молча достал свой печенежский кинжал. Кривое лезвие тускло блеснуло на солнце.

– Годится, – одобрительно кивнул Тихон и белозубо оскалился в улыбке.

У воды никого живого не осталось, а вот из-за высокого кустарника, куда убегала разбитая телегами дорога, доносился шум и чьи-то вопли. Гребцы, вооруженные ножами, дубинами и даже одним копьем устрашающего вида, выскочили из воды на берег и, переглянувшись, бросились по дороге. Следом спешил один из работников старика-обозника с длинной рогатиной. Волшан приметил тропку с примятой травой, уводящую в самые кусты, и, решив, что может обойти разбойников сбоку, рванул по ней. Позади зашуршало. Он оглянулся на бегу и тихо ругнулся – задрав промокший по пояс сарафан, его догоняла девка-оборотень. Жалеть о чем-либо было поздно, и Волшан молча приложил к губам палец, указав на светлеющий просвет в зелени.

Шум стал громче. Можно было разобрать отчаянную брань, чей-то отвратительно-визгливый смех и – громче всего – стоны раненых и судорожное ржание лошадей.

– Ох, ты ж! – выдохнул Волшан, высунувшись из-за куста.

На утоптанной площадке полукругом стояли несколько возов, у сколоченной из березы коновязи метались на веревках три крепких конька, сшибаясь задами, роняя пену с губ и закатывая глаза, а по площадке прыгали посиневшие мертвяки в истлевшей одеже, наскакивая на гребцов и залитых кровью мужиков-торговцев. У одного из нежитей в груди торчало три стрелы, у другого болталась наполовину отрубленная кисть руки, но это не мешало им снова и снова кидаться на людей. Самый высокий размахивал ржавым мечом как дубиной.

Волшан прикрыл глаза и шумно выдохнул, скидывая лямки баула с плеч и сапоги с ног. На остальное не было времени.

– Посторожи! – крикнул Неждане и рухнул на колени, оборачиваясь.

Не было у восьмерых мужиков шансов перед шестью мертвяками. Да еще кто-то седьмой хохотал, сидя на телеге и в битве не участвуя.

«Досмеешься сейчас!» – обозлился Волшан, превозмогая ломоту в костях. Его зверь рвал глотку радостным воем. «Это – да. Подраться ты любишь», – успел подумать. Человечьим мыслям в волчьей голове всегда было тесно.