Между Южным и Северным полюсами
Шрифт:
– Сдохни! – Ной слышит свой крик, который звучит как приказ, но сформировался он не в логических лабиринтах мышления. Этот выкрик сравним с гудением клаксона у взятого напрокат автомобиля.
Лысый здоровяк замирает, замахнувшись молотком, и падает, вращая глазами. Он хватается за сердце, а изо-рта его идет желтоватая пена. Молоток приземляется рядом с головой колдуна, оставляя вмятину в паркете.
– Я говорю вам правду, – Дженкинс вздыхает и оглядывает стены,
– Не верю, – вторит полицейский в возрасте, с седыми висячими усами.
– Я мелкий мошенник, оказываю магические услуги, а по большому счету – психотерапевт, у подобных мне на телевидении целое шоу.
– И про метамфетамин Вы ничего не знаете?
– Конечно нет! Я вызвал полицию сам, зачем бы я это делал, будь я наркоторговцем?!
– Резонно, – усмехнулся молодой, коротко стриженный полицейский.
– Но вот кто мне объяснит, тот факт, что нападавший на Вас человек вдруг взял, да и умер от сердечного приступа?! Какова вероятность умереть от сердечного приступа в нужное время в нужном месте, а?
– Не знаю, – пожал плечами Ной.
– А вот это, по-вашему, что? – полицейский достал из мешка с вещественными доказательствами куклу, с воткнутой в нее иглой, – это Ваше?
– Да, но это для антуража, господин полицейский.
– У человека, вообще-то, разорвалось сердце.
– Не хотите же Вы обвинить меня в том, что я применил магию вуду?
– Не хочу, – ответил полицейский, сердито развернувшись на каблуках, – сегодня Вы свободны, как только будут новые данные по этому делу, мы вызовем Вас снова.
Когда Ной вышел, седой полицейский спросил напарника:
– Что ты думаешь об этом?
Молодой полицейский повертел куклу в руках:
– Уголовный кодекс не рассматривает магические действия, как что-то противозаконное, если они не являются частью махинации мошенника. Однако не скрою, несмотря на кажущуюся безобидность, есть в этом чернокожем что-то зловещее.
– Заскучаешь тут по временам инквизиции, – проворчал усатый полицейский.
– Ты думаешь, это связано с сердечным приступом? – кивнул на куклу напарник.
– Конечно, нет, я не верю во все эти байки, созданные первобытным сознанием. Как впрочем, и в подобные случайности.
– Ты слишком строг к окружающему миру. Вот ты сам, не плод ли самого невероятного случая: однажды некий сперматозоид выиграл невероятную гонку и стал тобой; как думаешь, он, правда был самым сильным и умным, или это стечение обстоятельств?
– Это совсем другое. Неродившиеся Менделеевы, Энштейны, Шварценеггеры и Ильясовы не стоят передо мной немым укором. Это была случайность, которая ничему не противоречит. Сердечный приступ у человека, только что выжившего в перестрелке – другое.
– Я проверил, – молодой полицейский клацает клавишами компьютера, – он состоял на учете у кардиолога, у него и впрямь больное сердце.
Усатый полицейский раздраженно роется в своем шкафчике:
– Где мои пончики, случайно не ты их взял?
– Прости, я сделал это не специально, очень хотелось есть.
– Ты залез в мой шкаф?
– Ну, я случайно открыл, смотрю пончики.
– Случайно?!
– Вот черт.
Иногда, крайне редко, полицейские обсуждают теорию случайностей.
Уборщик
Константин Львович услышал звонок в дверь и засеменил к ней, на ходу восклицая: «иду-иду!».
Припав к дверному глазку, он спросил: «Кто там?».
– Уборщик. Мне назначено на двенадцать, – послышался из-за двери спокойный голос.
В глазок можно было разглядеть уже немолодого, лет пятидесяти мужчину, в фартуке и нарукавниках, в руке он держал аккуратный кожаный чемодан. Волосы визитера прорезали благородные пряди седины, а спокойный взгляд серых глаз внушал уверенность.
– Владимир Георгиевич? – уточнил Константин Львович.
– Именно.
Дверь приоткрылась, сдерживаемая цепочкой.
– Предложите мне войти? – спросил гость.
– Да-да, конечно, – Константин Львович поправил свой дорогой персидский халат и впустил уборщика.
Вошедший человек деловито оглядел обстановку и принюхался, раздувая мясистые ноздри.
– Я приношу свои извинения, уважаемый Константин Львович, но деньги я беру вперед – таков мой принцип работы, мы с Вами это обговаривали.
– О да, конечно, – хозяин квартиры метнулся в другую комнату, откуда вернулся с купюрами в руке, и протянул их гостю.
– Спасибо.
– Желаете чаю?
– Не откажусь.
– Самовар как раз поспел. Он электрический, но, знаете ли, я испытываю слабость к архаическим вещам. Вот комод – обратите внимание – девятнадцатого века: выкупил на одном аукционе, две зарплаты потратил, но за такую вещь, знаете ли, – пустяки.
Владимир Георгиевич снял ботинки, подошел к комоду, присел и внимательно осмотрел поверхность.
– Чисто, – одобрительно заключил он.
– Люблю чистоту и порядок, – Константин Львович поставил на стол чашки и вазу с печеньем, – присаживайтесь.
– Спасибо, – сказал уборщик, сел в кресло и внимательно посмотрел в глаза своему собеседнику.
– Я, знаете ли, хотел с Вами поговорить об одном деликатном деле, – Константин Львович сбился, подбирая слова, а потом и вовсе смущенно замолк.
– Давайте, я облегчу Вам задачу, и расскажу немного о себе?
– Да, конечно, – облегченно выдохнул хозяин.