Междумир
Шрифт:
Прочитав, он тотчас же понял его тайный смысл. Понял и впервые за долгие годы... испугался. Потому что на бумажке значилось:
Победа ждёт на Роковом Молу.
Презрев доводы рассудка, пытавшегося отвратить его от этой дурной идеи, МакГилл повернул «Сульфур Куин» и взял курс на Атлантик-Сити.
ЧАСТЬ ЧЕТВЁРТАЯ
Тысяча заблудших душ
ГЛАВА 24
Путешествие
ПутьНика к Манхэттену пролегал сначала по опасному, коварному сооружению — мосту, а затем — через весь необъятный Бруклин. Преодолевая мост, он понятия не имел, что Алли уже висит вниз головой в подвесочной.
Задача, стоявшая перед ним, была ясна, хотя и непроста: получить помощь. Конкретнее — получить помощь от Мэри. В этом-то и состояла трудность. Алли рассказала Нику о нежелании её величества подвергать своих подданных опасности. И как бы ни было юноше больно сознавать, что Мэри предпочла оставить его гнить в бочке, он не мог не восхищаться самоотверженностью, потребовавшейся для принятия такого решения. Её девиз был не «Помогай всем!», а «Не подвергай никого опасности!». Вот почему уговорить её будет чрезвычайно трудно.
По дороге к царству Мэри Ник не встретил ни одного Послесвета. Само собой, на пути ему попадалось предостаточно мёртвых пятен, и наверняка там и сям прятались Послесветы, но они ему были не нужны. Пусть прячутся. У него была одна, только одна цель.
Он шагал по Флэтбуш-авеню, и машины и пешеходы проходили сквозь него. В отличие от Алли он не обладал способностями к взаимодействию с живым миром, поэтому он его попросту игнорировал; и, как выяснилось, чем меньше он обращал на него внимание, тем дальше мир живых уходил в тень. Он становился для Ника столь же несущественным, сколь несущественны лучи проектора для тех, кто смотрит кинофильм. Живые люди тоже становились всего лишь движущимися на экране картинками. Ник замечал их только тогда, когда специально обращал на них внимание. Теперь он понимал, почему Мэри считает, что Междумир — это единственная истинная реальность. Юноше и самому было бы очень легко заставить себя поверить в то же самое, вопрос только — а хочется ли ему этого?
Как раз сейчас он с интересом смотрел разворачивающееся перед ним живое «кино»: вот мать с ребёнком перебегают дорогу, стремясь успеть на автобус; а там старуха — бредёт через улицу потихонечку, опираясь на палочку; нетерпеливому таксисту надоело ждать — он жмёт на клаксон, за что и получает тростью по капоту. Ник засмеялся. Хотя он больше и не принадлежал этому миру, юноша по-прежнему чувствовал его притягательную силу, его вибрирующую энергию, трепет жизни, которой был лишён Междумир. Нет, мир живых нельзя сбрасывать со счетов, его нельзя забыть, его нельзя игнорировать. Впервые за всё время Нику пришло в голову, что Мэрино отрицание живого мира — это не что иное, как зависть.
По мере приближения к Манхэттену, его сердце-воспоминание забилось сильнее. Как поведёт себя Мэри, когда увидит его? Наверно, напустит на себя замкнутый и величественный вид. Забросает упрёками за то, что ушёл от неё... Ник сознавал: он до сих пор питает к ней нежные чувства, которых не смогли заглушить
Ну что ж, никакими такими умениями он не овладел, в этом смысле предложить Королеве было нечего. Но появилось нечто другое, не менее ценное: сам Ник изменился. Он стал храбрецом. Или если и не совсем храбрецом, то, во всяком случае, перестал быть трусом.
На подходах к Манхэттену он припустился бегом и не останавливался до тех пор, пока не достиг башен-близнецов.
Мэри поняла — произошло что-то ужасное. К такому выводу она пришла, увидев на лице Вари выражение еле сдерживаемого отчаяния. Он ещё никогда не был так бледен.
— Вари, что с тобой? Что случилось?
— Он вернулся.
Вот и всё, что смог выдавить из себя Вари. Он побрёл прочь, уныло свесив голову — само олицетворение поражения. Мэри ничего не поняла. Но прежде чем она пустилась в дальнейшие расспросы, случилось невероятное. Она увидела в дверях того, кого уже никогда не чаяла увидеть.
— Ник!
— Привет, Мэри.
Шоколада на его лице прибавилось. С Послесветами частенько происходили не совсем желательные изменения. Но Мэри было всё равно. Он здесь, и на измазанных шоколадом губах играла улыбка — только для неё одной!
Мэри редко теряла над собой контроль, но тут как раз был тот случай, когда всё её самообладание и невозмутимость, коими она так гордилась, испарились. Она подбежала к Нику, прильнула к его груди, крепко-накрепко обняла и не хотела отпускать. Только сейчас, в этот самый момент, она осознала, что тёплые чувства, которые она к нему питала, были на самом деле чем-то б'oльшим. Это была любовь. За все годы, проведённые в Междумире, она не испытывала ничего подобного. Эти чувства было легче подавить, когда она думала, что Ник потерян для неё навсегда; но сейчас эмоции нахлынули на неё всепоглощающей приливной волной, и она поцеловала его, полностью отдавшись опьяняющему аромату и роскошному вкусу молочного шоколада.
Честно сказать, такого приёма Ник не ожидал. Ну, разве что в своих самых смелых фантазиях, а они, как правило, никогда не сбывались.
На краткое мгновение ему показалось, что всё его тело стало мягким и безвольным, как у прикинувшегося мёртвым опоссума. Но тут он опомнился, обвил руками талию Мэри и крепко прижал девушку к себе. До него вдруг дошло, что поскольку им не требуется дышать, то стоять так они могут до скончания века. И если уж Послесветам было свойственно впадать в рутину, то против подобной рутины Ник совсем не возражал.
Но блаженное мгновение истекло, как истекают все блаженные мгновения. Мэри сделала шаг назад и приняла свой обычный спокойно-величавый вид.
— Вот это да, — выдохнул Ник. — Должно быть, ты по мне соскучилась.
— Я думала, что навсегда потеряла тебя, — призналась Мэри. — Сможешь ли ты когда-нибудь простить меня за то, что я не попыталась тебя спасти? Ты понимаешь, почему я так поступила?
Ник, к собственному удивлению, не торопился с ответом. Понимать-то он понимал, но это ещё не значит, что был готов простить и забыть.