Междумирье
Шрифт:
Через два часа я вышла из фитнес-клуба с улыбкой на лице, хоть и прекрасно понимала, что радоваться нечему.
Вернувшись домой, покормила Джинн и завалилась спать. Мне снилось, что я в междумирье. Не спеша иду по лугу, прищурившись от яркого солнечного света. Впереди виднеется тёмно-зелёный бор. Я чувствую, что нужно пойти туда, но не понимаю зачем. И вот босые ноги утопают в мягком серебристом мху, а ладони легко касаются стволов корабельных сосен.
Я знаю, что оставила здесь что-то важное и пытаюсь вспомнить что, но воспоминания ускользают, как глубоководные рыбы,
Вдруг чувствую на себе чей-то взгляд. Смотрю по сторонам, но никого не вижу. И в этот момент понимаю, что она вернулась и ищет меня. Сердце пропустило удар, и я провалилась в темноту.
Проснулась оттого, что Джинн топталась по ногам и громко мяукала. Кошка пыталась стащить с меня одеяло, но увидев открытые глаза хозяйки, успокоилась и спрыгнула с кровати. Я посмотрела на часы. Восемь утра.
– Что на тебя нашло, малышка? – кошка мяукнула и убежала на кухню. – Неужели успела так проголодаться?
Спустила ноги с кровати, нашарила тапки и поплелась за Джинн. Еда в миске была, вода тоже. Почему же она меня разбудила? Кошачьи глаза смотрели серьёзно и печально. Мой взгляд упал на телефон. Десятое июля. Точно! Как я могла забыть?! Сегодня же сорок дней, как умерла бабуля.
Я быстро умылась, позавтракала и поехала в деревню, по дороге вспоминая, как позвонил сельский врач и, запинаясь, сказал, что у Марики Евсеевны случился инфаркт, и он не успел довезти её в районную больницу... Не могу простить себе её смерть! Я уговаривала бабулю переехать в Питер и жить со мной, но она наотрез отказалась.
Врачи сказали, что всему виной ослабленное после комы здоровье. Можно, конечно, было свалить вину на Хельду, но, на самом деле, виновата только я. Была бы умнее и дальновиднее, бабуля не пострадала бы…
Её похоронили на деревенском кладбище, подчиняясь последней воле прабабушки. Оставив машину у дома и выпустив Джинн погулять, я пошла на могилу. По дороге насобирала полевых цветов: бабуля всегда предпочитала такие самодельные букеты, а не дорогие импортные розы или хризантемы.
Я просидела на деревянной скамейке рядом с могилой бабули почти до заката. Рассказывала ей о последних событиях в моей жизни, плакала, снова говорила, потом опять плакала… Кто-то из деревенских уже был здесь – на земле лежал хлеб, конфеты, яйца. Прабабушку многие любили и уважали.
Когда поток слов и слёз иссяк, я молча наблюдала, как солнце закатывается за верхушки деревьев. Знаю, что она сейчас в лучшем мире, а, может, душа бабули, как солнце, что умирает каждую ночь, чтобы снова родиться утром, уже воплотилась в новом теле, но как же мне её не хватало!
У меня больше никого не осталось, кроме Алекса, и если с ним что-то случится, то мне в этом мире держаться будет не за что…
Вздохнула и собралась встать со скамейки, когда чья-то рука легла на плечо. Я вздрогнула, обернулась и встретилась с печальным взглядом орехово-золотых глаз.
– Подумал, что тебе не помешает поддержка, – тихо проговорил Алекс.
Вместо ответа я уткнулась лицом в его грудь и снова заплакала. Он нежно гладил мои волосы, плечи и спину. Господи! Как же я бесконечно благодарна за то, что Алекс есть в моей жизни!
Мы вместе вернулись в дом бабули. Страж объяснил, что Валентин отдал ему личный приказ проследить за мной, пока буду в деревне. Поэтому мы могли спокойно провести ночь вместе, а утром вернуться в город каждый своим путём.
Я заснула в его объятиях, как давно мечтала. Только повод был слишком печальным, чтобы сполна насладиться близостью Алекса. Почему моё счастье всегда оказывается с привкусом опасности или горя?
Этой ночью снова снился сон. Необычайно яркий и реалистичный. Я шла по деревне в сторону леса. Полная луна освещала дорогу и, казалось, направляла меня.
Увидела силуэт поваленной берёзы и подошла к дереву. Никто из деревенских не решился распилить его и расколоть на дрова. Погладила обгорелый ствол, опустилась на колени и провела рукой по голой земле, так и не заросшей травой, и пошла дальше.
Остановилась в лесу рядом с кучей серых камней. Взяла один из них в руку и почувствовала, как он зовёт меня. Потом взяла другой, третий. В камнях была заключена магия. Я смотрела на груду бесформенных серых камней и видела, как их охватывает бледно-голубое сияние. Свет начал ползти ко мне. Он окутал щиколотки и стал подминаться к коленям. В этот момент кто-то до боли сжал мои плечи и начал трясти.
– Полина, Полина! Очнись! – услышала я голос Алекса и открыла глаза.
Я стояла посреди леса. Босая. В пижаме.
– Что я здесь делаю? – спросила, тупо уставившись на руки и ноги, перепачканные в грязи.
– Хотел спросить о том же. – Он смотрел настороженно. – Не думал, что ты страдаешь лунатизмом.
– До сегодняшней ночи не страдала… – протянула я и прижалась к его груди. Мне почему-то стало очень страшно, и к горлу подкатил комок. – Я боюсь, – выдавила из себя.
– Всё в порядке, я рядом, – попытался успокоить меня Алекс. Я даже не хотела думать о том, что было бы, если бы он не приехал в деревню. – Расскажи, что ты видела, – попросил страж. – У тебя был такой странный взгляд, когда держала камни в руках.
Я рассказала о голубом свечении и о желании камней выпустить силу. И неожиданно вспомнила вчерашний сон, о чём тоже поведала Алексу.
– Возможно, так тебя зовёт тотем, – задумчиво произнёс он. – Я никогда не слышал о подобном, но сила, которую ты оставила в междумирье, слишком велика. Думаю, что стихии хотят вернуться в наш мир и зовут тебя.
– И что мне делать?
– Не знаю, – ответил Алекс. – Для начала вернуться в дом и лечь спать, а потом мы что-нибудь придумаем.
Остаток ночи прошёл спокойно. Алекс уехал, как только я проснулась.
Наверное, всю ночь караулил начинающего лунатика. Я ещё немного повалялась в кровати. Встала и посмотрела в зеркало. За что он меня любит, не понимаю. На голове распотрошённый стог рыжего сена, под глазами фиолетовые тени, чересчур подчёркивавшие бледность кожи и несуразные веснушки на носу и щеках.