Межесвет
Шрифт:
— Мне ничего не нужно.
Логан поднял на него заплаканные глаза.
— Тогда зачем ты здесь?
— Я не знаю. — Взгляд ульцескора обжег его холодом, и старик со всей ясностью понял: похожесть Ланна с отцом заканчивается на внешнем аспекте. Дайрен был сентиментальным, податливым и мягким, им было легко управлять, а еще легче — расположить к себе. — Чем больше я вас слушаю, тем меньше мне хочется остаться.
— Но, Ланн… — умоляюще произнес старик, — мне нет оправданий, я виноват, таковым признает меня любой суд. Но я не хотел этого. Поверь мне, и я помогу тебе вернуть то, что еще можно вернуть — твою мать, сестру и королевство. — Ланн угрюмо молчал, и Логан продолжил, дернув его за штанину: — Люди хрупкие. Иногда мне кажется, что они сделаны из хрусталя, а не плоти. Мы были созданы такими.
Ланн почему-то подумал о Летиции. Он не хотел о ней думать.
— Встаньте. Негоже старому пресмыкаться перед молодым.
Келлер поднялся, опираясь на краешек стола. Он не был полон жизненной силы, но и не выглядел больным: триофен не затронул ни его тело, ни разум. Старик взглянул на Ланна с надеждой, ожидая услышать слова прощения, но ульцескор молча направился к выходу. Он оглянулся перед тем, как уйти, и яркий лазоревый свет из его глаз удивил и напугал Логана.
— Вы первым узнаете о моем решении, — произнес он.
Голос старика остановил его через несколько секунд.
— А где был ты? Чем занимался все это время?
— Я охотился на чудовищ, — сказал Ланн, — но теперь с этим покончено.
Его разобрала тоска: по скромной комнатке в восточном крыле, по хрустящей бумаге с гильдейской печатью, по тем временам, когда от него требовались лишь смекалка и умение махать мечом, по Летиции. Все, чего он сейчас хотел — уйти из замка под покровом ночи, забыть о своем происхождении и скитаться по дальним краям до самой старости. Его отца убил Логан Келлер — он сам сознался в своем преступлении. Так кому он должен мстить, с кого требовать спрос?
Волей случая Ланн встретил в коридоре Кольма. Ульцескору хотелось остаться наедине со своими мыслями, и он прошел мимо, не заметив мальчика, но паж догнал его и несмело дернул за куртку. Сказал коротко и просто, потупив взгляд:
— Научите меня.
Ланн не смог оттолкнуть мальчика, хотя не так давно отказался тренировать молодых карцев. Кольм привел его на задний двор, и они до темноты упражнялись в фехтовании. Когда на небе высыпали звезды, Ланн предложил пажу деревянный манекен в качестве соперника, а сам отправился в постель.
Проснулся он от жуткого холода, пробиравшего до костей. Комнату заволокло промозглым густым туманом, на одеяле лежал снег, а за прозрачной занавеской окна он различил знакомый силуэт. Девушка сидела к нему спиной, ее ноги болтались над пропастью. Лететь вниз было далеко. Одно быстрое движение — и она разлетится на осколки, как фарфоровая чашка, едва достигнув земли. Ланн представил ее разбитой и мертвой, в луже стылой крови, и с трудом преодолел дурноту.
Он стряхнул снежинки с одеяла, завернулся в него и подошел к Лиандри, по пути включив свет. Она была в том самом дешевом шерстяном платье, купленном на местном рынке, и это казалось странным: ведьма ведь страсть как любила прихорашиваться.
— Мне нужно кое-что у тебя спросить, — произнес он.
— Какое совпадение, — отозвалась она. — Уступишь женщине?
Она все еще сидела к нему спиной, и ульцескор не попросил Лиандри обернуться. В самом деле, зачем смотреть людям в глаза, когда разговариваешь, и видеть все, что происходит у них в душе? Знать слова прежде, чем они будут произнесены?
— Я слушаю.
— Дейдре имеет на тебя виды.
Это меньше всего его волновало.
— О боги.
— Тебе все равно?
— Нет, я думаю, мне пора жениться, — с иронией заметил Ланн, — ибо в последнее время таких девушек становится все больше.
— Не шути со мной.
Теперь она обернулась. Бледное марево рассеялось, ее лицо стало четким, словно камея. Лиандри была без косметики, даже губы не подвела, а ее волосы пребывали в очаровательном, но столь несвойственном для них беспорядке.
— Что случилось? — спросил он.
— Я могла бы убить Летицию ди Рейз, если бы хотела этого.
— А ты хочешь?
Она отвела взгляд.
— Возможно.
— Лири, я не Кайн. Я лишен его чар, его энергии, его страстей.
— От него веяло безумием и угрозой. И любовью.
— Опасное сочетание, — заметил Ланн. — А что насчет меня?
— Ты другой.
— Тогда в чем дело?
— Я ревную.
Между ними стеной встало молчание.
— К Летиции? — наконец спросил ульцескор.
— Потому что она ведьма.
— Послушай… — Какое-то время Ланн подбирал слова. Если Лиандри окажется его сестрой, это станет лучшим выходом из сложившейся ситуации. Не имело значения, какие чувства он испытывал: в отношениях со Снежной Ведьмой можно было рассчитывать только на статус жертвы. — Ты давно не была среди людей. Еще привыкнешь, они успеют тебе осточертеть, прежде чем вернешься в Гильдию.
— Кто заставит меня вернуться? — прошептала она.
— Экзалторы, — отчетливо проговорил Ланн. — Никто еще не отменял их, верно?
— Ты жесток.
— По-твоему, — он положил ладонь ей на плечо, — я могу остановить их?
— Можешь. Ты уже победил двоих.
— А что потом? — Его голос огрубел, в него закрался гнев: — Превратишь меня в ледяную статую в знак благодарности?
Лиандри улыбнулась. Ульцескор почувствовал, как от кончиков пальцев струится холод, расползаясь по жилам, как медленно коченеет плоть. Он убрал руку.
— Что ты хотел спросить? — мягко поинтересовалась ведьма.
Не имело смысла затягивать дело. Ланн достал из кармана портрет и показал ей.
— Эта девочка — ты?
Она вгляделась в изображение. У малышки были густые темные волосы, глаза голубые или серые — цвета тусклые, уже и не разобрать; личико симпатичное, но у детей часто такие, по мере взросления черты меняются и грубеют.
— Кто это?
— Моя сестра.
— С чего ты решил, что это я? — Лиандри протянула ему портрет. — Ланн, я была уродливым ребенком. Мне это часто мать говорила. По ее мнению, лучше бы я такой и осталась.