Мгновения. Мгновения. Мгновения… (сборник)

Рождественский Роберт Иванович

5

…Слушайте! Это мы говорим. Мертвые. Мы. Слушайте! Это мы говорим. Оттуда. Из тьмы. Слушайте! Распахните глаза. Слушайте до конца. Это мы говорим. Мертвые. Стучимся в ваши сердца. Не пугайтесь! Однажды мы вас потревожим во сне. Над полями свои голоса пронесем в тишине. Мы забыли, как пахнут цветы. Как шумят тополя. Мы и землю забыли. Какой она стала, земля? Как там птицы? Поют на земле без нас? Как черешни? Цветут на земле без нас? Как светлеет река? И летят облака над нами? Без нас. Мы забыли траву. Мы забыли деревья давно. Нам шагать по земле не дано. Никогда не дано! Никого не разбудит оркестра печальная медь… Только самое страшное, — даже страшнее, чем смерть: знать, что птицы поют на земле без нас! Что черешни цветут на земле без нас! Что светлеет река. И летят облака над нами. Без нас. Продолжается жизнь. И опять начинается день. Продолжается жизнь. Приближается время дождей. Нарастающий ветер колышет большие хлеба. Это — ваша судьба. Это — общая наша судьба. Так же птицы поют на земле без нас. И

черешни цветут на земле без нас. И светлеет река. И летят облака над нами. Без нас.

6

Помните! Через века, через года, — помните! О тех, кто уже не придет никогда, — помните! Не плачьте! В горле сдержите стоны, горькие стоны. Памяти павших будьте достойны! Вечно достойны! Хлебом и песней, мечтой и стихами, жизнью просторной, каждой секундой, каждым дыханьем будьте достойны! Люди! Покуда сердца стучатся, — помните! Какою ценой завоевано счастье, — пожалуйста, помните! Песню свою отправляя в полет, — помните! О тех, кто уже никогда не споет, — помните! Детям своим расскажите о них, чтоб запомнили! Детям детей расскажите о них, чтобы тоже запомнили! Во все времена бессмертной Земли помните! К мерцающим звездам ведя корабли, — о погибших помните! Встречайте трепетную весну, люди Земли. Убейте войну, прокляните войну, люди Земли! Мечту пронесите через года и жизнью наполните!.. Но о тех, кто уже не придет никогда, — заклинаю, — помните!

Оттепель

Отрывок из поэмы «Совесть»

…В девятьсот семнадцатом родился, Не участвовал и не судился, В окупации не находился, Не работал, не был, не умею, Никаких знакомых не имею. Родственников за границей нету, Сорок три вопроса и ответа, Сорок три вопроса и ответа — Просто идеальная анкета. Одного вопроса нет в анкете. Нет того, что в сердце нам стучится, Ханжескому пафосу противясь, А когда ты думать разучился, Несгибаемый, как пень, партиец? Твердым шагом проходил в президиум, Каялся, когда кричали: «Кайся!» И не падал, и не спотыкался, Потому что, кто ж споткнется сидя…

1958 — 59 гг.

Часы

— Идут часы… — Подумаешь, — открытье! Исправны, значит… Приобрел — носи… — Я не о том! На улицу смотрите: по утренней земле идут часы! Неслышные, торопятся минуты, идут часы, стучат ко мне в окно. Идут часы, и с ними разминуться, не встретить их живущим не дано… Часы недлинной жизни человека, увидите, — я вас перехитрю! Я в дом вбегу. Я дверь закрою крепко. Теперь стучите, — я не отворю!.. Зароешься, закроешься, не впустишь, свои часы дареные испортишь, забудешь время и друзей забудешь, и замолчишь, и ни о чем не вспомнишь. Гордясь уютной тишиной квартиры и собственною хитростью лучась, скорее двери забаррикадируй!.. Но час придет! Неотвратимый час. Наступит он в любое время года на мысли, на ленивые мечты. Наступит час на сердце и на горло… И, в страхе за себя, очнешься ты!.. И разобьет окошко мокрый ветер. И хлынут листья в капелькак росы… Услышишь: бьют часы! И вслед за этим почувствуешь: наотмашь бьют часы!

1960

Утро

Владимиру Соколову

Есть граница между ночью и утром, между тьмою и зыбким рассветом, между призрачной тишью и мудрым ветром… Вот осиновый лист трясется, до прожилок за ночь промокнув. Ждет, когда появится солнце… В доме стали заметней окна. Спит, раскинув улицы, город, все в нем — от проводов антенных до замков, до афиш на стенах, — все полно ожиданием: скоро, скоро! скоро!! — вы слышите? — скоро птицы грянут звонким обвалом, растворятся, сгинут туманы… Темнота заползает в подвалы, в подворотни, в пустые карманы, наклоняется над часами, смотрит выцветшими глазами (ей уже не поможет это), — и она говорит голосами тех, кто не переносит света. Говорит спокойно вначале, а потом клокоча от гнева: — Люди! Что ж это Ведь при мне вы тоже кое-что различали. Шли, с моею правдой не ссорясь, хоть и медленно, да осторожно… Я темней становилась нарочно, чтобы вас не мучила совесть, чтобы вы не видели грязи, чтобы вы себя не корили… Разве было плохо вам? Разве вы об этом тогда говорили? Разве вы тогда понимали в беспокойных красках рассвета? Вы за солнце луну принимали. Разве я виновата в этом? Ночь, молчи! Все равно не перекричать разрастающейся в полнеба зари. Замолчи! Будет утро тебе отвечать. Будет утро с тобой говорить. Ты себя оставь для своих льстецов, а с такими советами к нам не лезь — человек погибает в конце концов, если он скрывает свою болезнь. …Мы хотим оглядеться и вспомнить теперь тех, кто песен своих не допел до утра… Говоришь, что грязь не видна при тебе? Мы хотим ее видеть! Ты слышишь? Пора знать, в каких притаилась она углах, в искаженные лица врагов взглянуть, чтобы руки скрутить им! Чтоб шеи свернуть! …Зазвенели будильники на столах. А за ними нехотя, как всегда, коридор наполняется скрипом дверей, в трубах с клекотом гулким проснулась вода. С добрым утром! Ты спишь еще? Встань скорей! Ты сегодня веселое платье надень. Встань! Я птицам петь для тебя велю, Начинается день. Начинается день! Я люблю это время. Я жизнь люблю!

Творчество

Э. Неизвестному

Как оживает камень? Он сначала не хочет верить в правоту резца… Но постепенно из сплошного чада плывет лицо. Верней — подобие лица. Оно ничье. Оно еще безгласно. Оно еще почти не наяву. Оно еще безропотно согласно принадлежать любому существу. Ребенку, женщине, герою, старцу… Так оживает камень. Он — в пути. Лишь одного не хочет он: остаться таким, как был. И дальше не идти… Но вот уже с мгновением великим решимость Человека сплетена. Но вот уже грудным, просящим криком вся мастерская до краев полна: «Скорей! Скорей, художник! Что ж ты медлишь? Ты не имеешь права не спешить! Ты дашь мне жизнь! Ты должен. Ты сумеешь. Я жить хочу! Я начинаю жить. Поверь в меня светло и одержимо. Узнай! Как почку майскую, раскрой. Узнай меня! Чтоб по гранитным жилам пошла толчками каменная кровь. Поверь в меня!.. Высокая, живая, по скошенной щеке течет слеза… Смотри! Скорей смотри! Я открываю печальные гранитные глаза. Смотри: я жду взаправдашнего ветра. В меня уже вошла твоя весна!..» А человек, который создал это, стоит и курит около окна.

1961

Да, мальчики!

Мы — виноваты. Виноваты очень: Не мы с десантом падали во мглу. И в ту — войной затоптанную — осень мы были не на фронте, а в тылу. На стук ночной не вздрагивали боязно. Не видели ни плена, ни тюрьмы! Мы виноваты, что родились поздно. Прощенья просим: виноваты мы. Но вот уже и наши судьбы начаты. Шаг первый сделан — сказаны слова. Мы начаты — то накрепко, то начерно. Как песни, как апрельская трава.. Мы входим в жизнь. Мы презираем блеянье. И вдруг я слышу разговор о том, что вот, мол, подрастает поколение. Некстати… непонятное… Не то… И некто — суетливо и запальчиво, — непостижимо злобой увлечен, уже кричит, в лицо нам тыча пальцем: «Нет, мальчики!» Позвольте, он — о чем? О чем? Нам снисхождения не надо! О чем? И я оглядываю их: строителей, поэтов, космонавтов — великолепных мальчиков моих. Не нам брюзжать, Не нам копить обиды: И все ж таки во имя всей земли: «Да, мальчики!» Которые с орбиты космической в герои снизошли! Да, мальчики, веселые искатели, отбившиеся от холодных рук: Я говорю об этом не напрасно и повторять готов на все лады: Да, мальчики в сухих морозах Братска! Да, мальчики, в совхозах Кулунды! Да, дерзновенно умные очкарики — грядущее неслыханных наук! Да, мальчики, в учениях тяжелых, окованные строгостью брони. Пижоны? Ладно. Дело не в пижонах. И наше поколенье — не они. Пусть голосят о непослушных детях в клубящемся искусственном дыму лихие спекулянты на идеях, не научившиеся ничему. А нам смешны пророки неуклюжие. Ведь им ответить сможем мы сполна. В любом из нас клокочет революция Единственная. Верная. Одна. Да, мальчики! Со мною рядом встаньте над немощью придуманной возни. Да, мальчики! Работайте, мечтайте. И ошибайтесь, — Дьявол вас возьми! Да, мальчики, выходим в путь негладкий! Боритесь с ложью! Стойте на своем! Ведь вы не ошибетесь в самом главном. В том флаге, под которым мы живем!

1963

История

История! Пусть я — наивный мальчик. Я верил слишком долго, слишком искренне, что ты — точнее всяких математик, бесспорней самой тривиальной истины… Но что поделать, — мальчики стареют. Твои ветра по лицам их секут… Секунды предъявляют счет столетьям! Я говорю от имени секунд… История — прекрасная, как зарево! История — проклятая, как нищенство! Людей преображающая заново и отступающая перед низостью. История — прямая и нелепая! Как часто называлась ты — припомни! — плохой, когда была великолепною! Хорошей — хоть была постыдно подлой! Как ты зависела от вкусов мелочных. От суеты. От тупости души. Как ты боялась властелинов, мерящих тебя на свой придуманный аршин! Тобой клянясь, народы одурманивали. Тобою прикрываясь, земли грабили! Тебя подпудривали. И подрумянивали. И перекрашивали! И перекраивали! Ты наполнялась криками истошными и в великаны возводила хилых… История! Веселая история! Послушай! Ты ж не просто пыль архивов! История!.. Сожми сухие пальцы. Живое сердце людям отвори. Смотри, как по-хозяйски просыпаются бессмертные создатели твои! Они проглатывают немудреный завтрак. Торопятся. Целуют жен своих. Они уходят! И зеленый запах взволнованно окутывает их. Им солнце бьет в глаза. Гудки аукают. Плывет из труб невозмутимый дым… Ты станешь самой точною наукою! Ты станешь. Ты должна. Мы так хотим.

1963

Стихи о хане Батые

А. Ковалеву

А все-таки ошибся старикан! Не рассчитал всего впервые в жизни. Великий хан. Победоносный хан. Такой мудрец и — надо же! — ошибся. Текла, ревя и радуясь, орда. Ее от крови било и качало. Разбросанно горели города, и не хватало стрел в больших колчанах. Белели трупы недругов босых. Распахивал огонь любые двери! Дразнил мороз. Смешил чужой язык. И сабли от работы не ржавели. И пахло дымом, потом и навозом… Все, что еще могло гореть, спалив, к тяжелым пропылившимся повозкам пришельцы гнали пленников своих. Они добычею в пути менялись. И, сутолоку в лагерь принося, всех ставили к колесам. И смеялись: «Смерть!» — если ты был выше колеса. У воина рука не задрожит. Великий хан все обусловил четко. Везло лишь детям. Оставались жить славянские мальчишки и девчонки. Возвышенные, как на образах, что происходит — понимали слабо… Но ненависть в заплаканных глазах уже тогда — не детская — пылала! Они молчали. Ветер утихал. Звенел над головами рыжий полдень… И все-таки ошибся мудрый хан! Ошибся хан и ничего не понял!.. Они еще построятся в полки. Уже грядет, уже маячит битва!.. Колеса были слишком высоки. А дети подрастают очень быстро.

1964

Винтики

Время в символах разобраться! Люди — винтики. Люди — винтики… Сам я винтиком был. Старался! Был безропотным. Еле видимым. Мне всю жизнь за это расплачиваться! Мне себя, как пружину, раскручивать! Верить веку. И с вами раскланиваться, Люди винтики, Люди-шурупчики. Предначертаны ваши шляхи, назначение каждому выдано. И не шляпы на вас, а шляпки. Шляпки винтиков, Шляпки винтиков! Вы изнашивайтесь, вы ржавейте, исполняйте все, что вам задано. И в свою исключительность верьте! Впрочем, это не обязательно. Все равно обломают отчаянных! Все равно вы должны остаться там, где ввинтят, — в примусе, в часиках, в кране, в крышке от унитаза. Установлено так, Положено. И — не будем на эту тему… Славься, винтичная психология! Царствуй, лозунг: «Не наше дело!» Пусть звучит он как откровение! Пусть дороги зовут напрасно!.. Я не верю, — хоть жгите, — не верю в бессловесный винтичный разум! Я смирению не завидую, но, эпоху понять пытаясь, — я не верю, что это винтики с грозным космосом побратались. Что они седеют над формулами и детей пеленают бережно. Перед чуткими микрофонами говорят с планетою бешеной. И машины ведут удивительные. И влюбляются безутешно… Я не верю, что это винтики на плечах нашу землю держат!.. Посредине двадцатого века облетают ржавые символы… Будьте счастливы, Человеки! Люди умные. Люди сильные.