Мхитар Спарапет
Шрифт:
Ее стали заживо засыпать землей. Вот уже видна только голова… И Сатеник потеряла сознание. В отуманенном мозгу мелькнул образ парящего в небе сына — Давида. Он ручонками звал ее… Спустя мгновение все покрылось непроницаемым мраком…
На церковный купол опустились два диких голубя. Было ясное морозное утро. Накануне всю ночь шел снег. Он как бы подновил слежавшиеся старые сугробы и накрыл оголившуюся местами землю да груды развалин. Весело грело солнце. Голуби на куполе резво вспархивали и снова садились. Опьяненные теплом и отдаленным
Началась бешеная возня. Каждый норовил завладеть голубем. Высокого янычара повалили на землю, изорвали на нем одежду, но он успел вонзить зубы в свою добычу и, защищаясь, наносил направо и налево удары кулаками. Били и его. Вот кто-то рубанул несчастного кинжалом по голове. Десятки рук сразу потянулись к нему и вырвали голубя изо рта бедняги вместе с его зубами. Пичужку разодрали в один миг. Топча друг друга, все барахтались в снегу. Голодная свора воинов потеряла разум.
В осажденном Алидзоре давно иссякли те жалкие запасы продуктов, которые удалось спасти от пожара. Уже сожрали всех лошадей полка сипаев, всех уцелевших в городе собак и кошек. Извели всех ворон. Те, кто половчее, охотились за мышами, пожирали их живыми. Дошла очередь до седел. Поели и их, а вместе с ними все лошадиные шкуры, все ремни.
Так жили целых три месяца. Наконец было съедено все. Голод немилосердно косил людей. Покойников ежедневно сотнями бросали в пропасть. Коч Али и Крх Чешмиша охватил смертельный страх. Уже больше половины воинов умерли от голода, оставшиеся в живых бродили словно призраки среди развалин и чего-то искали: старые лапти, куски кожи… Между тем Абдулла паша не слал помощи, ведь до конца зимы еще было ой как далеко…
Последний гонец, направленный в Тавриз, привез весть, что сераскяр вышел со своим войском в сторону Багдада, а им, как и прежде, приказал сидеть в Алидзоре до весны, пока не откроются дороги, и тогда, мол, он сам, успешно завершив дела в Багдаде, придет им на помощь.
Паши рвали и метали. В не меньшей тревоге пребывали мелик Муси и сотник Мигран. Они хорошо представляли себе опасность, что надвигалась на них, и всячески старались поднять дух пашей, поддержать в них мужество.
В тот день, когда аскяры чуть не поубивали друг друга из-за голубя, паши прикончили своего последнего коня. Сварив конину, они собственноручно разрезали ее на мелкие куски и раздали аскярам.
Ничего съестного больше не оставалось. Главный мулла армии так отощал, что стал походить на призрак. Он едва передвигался. Голова кружилась. Уже и не молился, ждал тяжкой смерти.
— Это наказание аллаха! — качая головой, шептал мулла. — Аллах не судим, и воля его справедлива… Он бог, и нет другого бога, кроме него…
Муллу никто не слушал.
Как-то вечером пашей посетил вновь назначенный капучи-баши. Поклонился,
— Жареная пшеница, — сказал он со вздохом, — нашел среди развалин. Берите, господа паши, каждому достанется по горсточке.
Он раскрыл сверток. Все жадно впились глазами в пшеницу. Первым протянул руку главный мулла.
— Аллах милостив, — прошамкал он и наполнил рот зерном.
— Куда ни ступим ногой, все разоряем, — тяжело произнес Крх Чешмиш. — Если бы мы сохранили население, такого бы с нами не случилось. Они кормили бы нас. А ведь мы уже не раз учены армянами. В Ереване попали в такую же беду.
— Все в руках аллаха! — снова прошамкал мулла.
— Этой ночью шестеро из сипаев прирезали своего товарища и съели! — с ужасом сказал капучи-баши.
— О аллах! — содрогнулся мулла.
— И это не первый случай! — продолжал капучи-баши.
Жареная пшеница застыла во рту Коч Али паши.
Он с ужасом смотрел на своих иссохших сподвижников. «Они определенно сожрут друг друга, — подумал паша. — Как же быть дальше?»
Будто в ответ на его вопрос мулла сказал:
— Аллах вверил нам судьбы правоверных. О паши, найдите выход, спасите детей аллаха. Не то он сожжет ваши души.
Глаза его сверкнули, челюсть задрожала. Он был страшен.
— Надо выбраться из крепости и напасть на армян. Только в этом спасение, — сказал капучи-баши.
— Ничего не выйдет, — вздохнул Крх Чешмиш паша, — армяне зажали нас в кольцо. Стоит высунуть носы — все погибнем.
— А останемся здесь, перегрызем друг друга! — угрожающе крикнул мулла. — Надо попытаться уйти из города — другого выхода нет. Кто прорвется, уцелеет, а кто нет… Такова воля аллаха, паши! Исполняйте ее!..
Каждый понимал, что другого пути нет. Но как прорвать кольцо армян?
— Я поведу вас! — сказал сотник Мигран. — Кольцо армян можно прорвать. Ночью предпримем наступление вдоль ущелья, ударим по спящим армянам и выйдем из окружения. Резни, конечно, не миновать, но мы вырвемся из когтей смерти.
Туркам понравился смелый план армянского сотника. Надо выбраться из осажденного города, непременно надо прорвать цепь армян и спасти свои головы, иначе все погибнут от голода — уже через три-четыре дня живой души не останется.
Светало. Паши, главный мулла и изменники-армяне с поднятыми знаменами вышли на площадь. Собрались и все аскяры. Страшен был их вид. Голодные, озверелые и отощавшие, они угрожающе смотрели на своих владык. Казалось, вот сейчас нападут и растерзают. Мулла из последних сил завизжал на всю площадь:
— По воле аллаха, нам надо во что бы то ни стало выйти из этого проклятого города и ударить по нечестивым, о правоверные дети Магомета! В лагере армян много продуктов.
— О аллах! — всколыхнулась толпа. — Слышит небо, мы готовы на все!
— Вооружитесь мужеством, и все мы спасемся от голодной смерти! — крикнул Крх Чешмиш паша.
До вечера турки лихорадочно готовились к нападению. Аскяры рады были хоть в огонь ринуться, лишь бы добыть что-нибудь съестное, набить свои усохшие желудки.