Мхитар Спарапет
Шрифт:
— Прости меня, господи!.. — прошептал Тэр-Аветис и, словно напуганный чем-то, повернулся и побежал к ущелью… Дойдя до старинной часовни, возле которой он когда-то пировал с Мхитаром, возвращаясь из Мараги после блестящей победы, опустился на колени. Тогда он своей рукой повесил на стене часовни образ богоматери и с чашей вина в руке восславил ее. Первое, что он заметил, войдя в тускло освещенную двумя свечами часовню были грозные глаза богоматери. Перед образом, опустившись на колени, молился гусан Етум. Тэр-Аветиса проняла дрожь. Ему почудилось, что этот старец — сам Христос,
— Не бойся, отступник! Приложись к этому святому образу, который некогда ты повесил здесь, — сказал он, затем встал, подошел к нему и добавил: — Предатель, наша страна никогда не простит тебя, нет!.. Проклятье и презрение отныне твой удел. — Он плюнул в лицо сжавшегося от стыда и раскаяния священника и вышел из часовни.
Тэр-Аветис подполз на четвереньках к иконе и, простирая руки, крикнул:
— Матерь небесная, прости. Я разгневал тебя великими грехами. Молю тебя, о милосердная дева… Прости заблудшего. Обманутый нечестивым дьяволом, я пошел по неверной дороге, исполнил его злой совет. Святая богородица, я пришел к тебе и молю очистить мою душу от пролитой по моей злобе крови. Помилуй, святая дева, помилуй!.. Голосом Манасе молю тебя: помилуй!
Все начинается вновь
Крепость Пхндзакар и днем и ночью кипела как котел. Сюда стекались все новые толпы людей, спасшихся от алидзорской резни. Шли воины и горожане. Шли крестьяне из дальних и ближних сел горного края.
Мхитар разослал меликов и военачальников во все гавары: надо было создавать новое войско.
Набирая добровольцев, князь Баяндур дошел до Утика и Казаха, а мелик Еган проник в плененный врагом, но не покоренный Арцах. Цатур и Горги Младший добрались до Бжни и Котайка.
Прошло не так много времени, и все они стали возвращаться в Пхндзакар с группами добровольцев.
Приходилось почти все начинать вновь. До наступления зимы надо успеть пополнить армию, вооружить и обучить добровольцев…
После ухода Абдулла паши Коч Али и Крх Чешмиш паши вместе с сотником Миграном и меликом Муси то и дело совершали набеги на ближние села. Но добыча у них была малая. Свой скот и запасы продовольствия армяне надежно упрятали в недоступных горных расщелинах. Врага они повсеместно встречали с оружием в руках. Грабители было достигли Дзагедзора, но верный Мхитару хранитель крепости Бандур-Закария, возглавив население Гориса, оказал такое сопротивление, что паши вынуждены были отступить. Правда, отступая, они напали на крепость Воротан и село Шинуайр, но и отсюда ушли ни с чем.
Мигран и мелик Муси уговаривали турок покинуть Алидзор, всей армией напасть на Пхндзакар и уничтожить вновь сколоченные силы Мхитара. Но паши из горького опыта знали, как опасны столкновения с армянами в горных ущельях, и потому решили спокойно перезимовать в Алидзоре, в ожидании, пока Абдулла паша разделается с Персией и вернется со своей армией в Сюник.
— Нам спешить некуда, — говорили они предателям-армянам, — запасов провианта и фуража в Алидзоре больше чем достаточно, а Мхитар обломает себе
Скоро снег сполз с вершин в горные долины и плотно укрыл все дороги и тропки. Тоскливо завыли вьюги. Суровая зима сковала страну Армянскую.
Горный край словно бы заснул вечным сном. Но это только так казалось. И в Алидзоре и в Пхндзакаре бодрствовали и днем и ночью.
Турки вели тайную войну против армян. Они засылали в Пхндзакар наемников, надеялись завербовать в войсках Мхитара единомышленников и с их помощью подорвать единство армян. Но зря надеялись: как правило, наемники эти присоединялись к воинам Мхитара и в Алидзор не возвращались.
Как-то князь Баяндур сказал Мхитару:
— Наши люди видели в Севанском монастыре Тэр-Аветиса. Говорят, он в рясе священника. Часами коленопреклоненный стоит перед хачкарами. Плачет и молится…
— За чьи души-то молится? — с недоброй улыбкой спросил Мхитар.
— Верно, пытается искупить свои грехи.
— И как? Удается?
— Кто его знает… — пожал плечами князь Баяндур. — В руках у него, говорят, всегда какая-то цепь — лупит себя без устали. На теле живого места нет — весь в кровоподтеках. Я хотел послать людей, чтобы его прикончили…
— И чем скорей, тем лучше! — бросил мелик Бархудар.
— Не делай этого, — не без грусти в голосе сказал Мхитар. — Тэр-Аветис и без того уже мертв. Мертв для нас и для наших врагов. Он ведь по-своему тоже надеялся спасти Армянскую землю, да только заблудился, не по тому пути пошел. Мне его жаль…
Все примолкли. Может, вспомнили времена, когда Тэр-Аветис, припав к уху коня, без страха бросался на врага, воодушевляя всех своим примером и могучим голосом. Что столкнуло его с пути? Что заставило открыть ворота Алидзора и сдать город врагу, против которого он бился неистово? Неужто такой умудренный опытом воин не понял, что спасение страны лишь в одном — в сопротивлении до последней капли крови?..
А однажды Тэр-Аветис появился и в самом Пхндзакаре.
Хлопьями валил снег. Казалось, небо осело на горные вершины — протяни руку и тронешь его. Было тихо, безветренно. Бесчисленные звездочки снежинок мягко опускались на груды кизяка, на крыши домов, на поля.
Тэр-Аветис скатился как гром на голову. Он являл собой очень печальную картину. С непокрытой головой, в трехах. Изодранные штаны едва прикрывают колени. Ряса вся истлела, висит лохмотьями. На груди крест с отломанным концом, а в руках и правда цепь…
Шел он медленно. Большими ввалившимися глазами своими впивался во все, что видел на пути. Снег падал на его космы, на синие от стужи полуголые плечи, на бороду…
Воины сначала не обратили внимания на этого странного человека, приняли его за нищего. Но, увидев, как он бьет себя цепью, с опаской подошли поближе.
— Кто ты есть? — спросили из толпы.
— Предатель я. Презренный предатель, — спокойно ответил Тэр-Аветис, а голос при этом у него дребезжал, как ржавое железо. — Дайте дорогу предателю, праведные люди. Дорогу…