Мидвичские кукушки
Шрифт:
На этот раз ожидаемый шум возник почти сразу. Внимательно разглядывая аудиторию, Антея отпила воды из стакана и вытерла носовым платком вспотевшие ладони. Наконец она решила, что первое потрясение прошло, и постучала по столу. Шум утих, кое-где еще пару раз всхлипнули, и ряды лиц снова повернулись к ней. Антея глубоко вздохнула и продолжила:
— Никто, кроме детей и людей инфантильных, не ждет от жизни справедливости. Увы, кому-то из нас придется труднее, чем другим. Но, есть справедливость или нет ее, нравится нам это или нет, все мы, замужние и
Немного помолчав, она перешла к другому вопросу.
— Вы хорошо знаете, как дешевые газеты хватаются за все, связанное с рождениями, особенно необычное. Помните, мы читали о рождении нескольких близнецов; тогда за это взялись сначала газетчики, затем медики, поддержанные правительством, — и в результате родители фактически лишились собственных детей чуть ли не сразу после их рождения. Я лично не намерена таким образом потерять своего ребенка и, полагаю, вы — тоже. Поэтому я предупреждаю вас, что если о наших делах станет широко известно, то весьма вероятно, врачи и ученые под тем или иным предлогом отберут у нас детей. Поэтому мы должны не только не упоминать, но даже не намекать за пределами поселка на то, что у нас происходит.
Если кто-то в Трейне или где-либо еще проявит любопытство или приезжие станут задавать вопросы, мы не должны ничего им говорить, ради блага наших детей и нашего собственного. Их это не касается, это касается только нас. Только мы, будущие матери, имеем право и считаем своим высшим долгом защищать наших детей.
Антея снова внимательно оглядела зал и закончила:
— Теперь я попрошу викария и доктора Уиллерса вернуться. Наверняка у вас есть множество вопросов, на которые вы хотите получить ответ.
Она вышла в небольшую боковую комнатку.
— Отлично, миссис Зеллаби, просто замечательно, — сказал мистер Либоди.
Доктор Уиллерс сжал ее руку в своих.
— Вы прекрасно справились, дорогая, — сказал он, направляясь вслед за викарием на сцену.
Зеллаби проводил ее к креслу. Антея села и, закрыв глаза, откинулась назад. Лицо ее было бледно, она казалась измученной.
— Наверное, тебе лучше пойти домой, — сказал он.
Она покачала головой.
— Нет. Я буду в порядке через несколько минут. Я должна вернуться к ним.
— Они справятся. Ты сделала свое дело, и очень хорошо.
Она снова покачала головой.
— Гордон, я знаю, что сейчас чувствуют эти женщины. А ведь я сказала им неправду.
— Что именно, дорогая?
— То, что я рада и счастлива. Два дня назад это была абсолютная правда. Я так хотела ребенка, твоего и моего. А теперь я боюсь — боюсь, Гордон!
Он обнял ее за плечи. Она, вздохнув, положила голову на его плечо.
— Дорогая моя, дорогая моя, — сказал он, нежно гладя ее по волосам. — Все будет в порядке. Мы позаботимся о тебе.
— Если бы ничего не знать! — воскликнула она. — Знать, что там развивается нечто — и не быть уверенной, как и что… Это… это… так унизительно, Гордон. Я чувствую себя, как животное.
Продолжая гладить ее волосы, он мягко поцеловал ее в щеку.
— Тебе не о чем беспокоиться, — сказал он. — Готов поспорить, что когда он или она появится на свет, ты только посмотришь — и скажешь: «О Боже! Да ведь это нос Зеллаби!» А если нет… Мы вместе примем этот удар. Ты не одна, дорогая, ты никогда не должна чувствовать себя одинокой. Здесь я, и здесь Уиллерс. Мы поможем тебе, всегда и в любое время.
Она повернулась и поцеловала его.
— Гордон, дорогой, — сказала она и встала. — Я должна идти. Там девушки, которым семнадцать-восемнадцать лет, у них нет добрых мужей; старые девы вроде мисс Огл, которые еще более одиноки. Я должна вернуться к ним.
Она наклонилась, быстро поцеловала его и, расправив плечи, пошла обратно на сцену.
Зеллаби посмотрел ей вслед. Потом он пододвинул кресло к приоткрытой двери, зажег сигарету, уселся поудобнее и стал слушать вопросы женщин, стараясь уловить настроение жителей поселка.
11. Мидвич приходит к согласию
Первое, чего необходимо было добиться уже в январе, — это смягчить удар, сделать реакцию управляемой, установив, таким образом, у людей определенное отношение к происходящему. И это удалось — собрание прошло успешно, атмосфера немного разрядилась, и женщины, выведенные из полуоглушенного состояния, большей частью согласились проявить солидарность и ответственность.
Как только прошла первая растерянность, мы поняли, что дело находится в надежных руках. Вновь образованный комитет чувствовал, что ему удалось добиться успеха.
К этому времени состав комитета расширился. Сначала к нему присоединились мы с Джанет, сами предложив свои услуги, а потом туда ввели мистера Артура Кримма в качестве представителя тех исследователей с Фермы, которые волей-неволей оказались вовлечены во внутренние дела Мидвича.
Мои обязанности точно определены не были и заключались главным образом в том, чтобы убеждать людей отнестись к происходящему спокойно; кроме этого, я исполнял роль секретаря собраний и неофициально архивариуса.
Председателем, по общему согласию, стал доктор Уиллерс, которому, вместе с медсестрой Дэниелс и миссис Уиллерс, естественно, была поручена медицинская сторона дела; не потребовалось даже выборов. Вопросами социального обеспечения номинально занимались мистер и миссис Либоди, сфера их деятельности отчасти пересеклась с тем, что можно было бы назвать практической моральной поддержкой и что взяла на себя Антея Зеллаби. Джанет стала выполнять обязанности приходящей медсестры. Участие Гордона Зеллаби было полезным, но весьма неопределенным; сам он говорил, что «странствует, приложив ухо к земле».