Мидвичские кукушки
Шрифт:
— Нет, — сказал я, — что значит «пыталась»?
— Только то, что через шесть миль ей пришлось сдаться и вернуться назад. Зеллаби это не нравится. Как он сказал, когда ребенок страдает от излишней материнской привязанности — это плохо, но когда мать страдает от излишней привязанности ребенка — это уже серьезно. Он чувствует, что ему пора предпринять какие-то шаги.
15. Возникают проблемы
По разным причинам Алан Хьюз смог выкроить время и приехать на уик-энд только через три недели, так что свое намерение «предпринять
К этому времени нежелание Детей (будем теперь называть их так, чтобы отличить от обыкновенных) покидать ближайшие окрестности Мидвича стало восприниматься всего лишь как одно из многих неудобств, неизбежных при появлении и самых обычных малышей.
У Зеллаби на этот счет была своя точка зрения, но он дождался воскресного вечера, чтобы изложить зятю ее суть. Он увел Алана на лужайку под кедром, где никто не смог бы их ни прервать, ни подслушать. И как только они сели в кресла, Зеллаби с необычной прямотой перешел к делу.
— Вот что я хочу вам сказать, мой мальчик: я был бы очень счастлив, если бы вы смогли увести отсюда Феррелин. И, думаю, чем скорее, тем лучше.
Алан удивленно посмотрел на него и слегка нахмурился.
— Но ведь и так ясно, что я ничего так не хочу, как того, чтобы она была со мной.
— Конечно, дорогой мой. Я в этом и не сомневаюсь. Но сейчас меня заботит нечто более важное, чем вмешательство в ваши личные дела. Я думаю сейчас не о том, чего вам хочется или что вам нравится, я думаю о том, что сделать необходимо — ради Феррелин, не ради Вас.
— Она хочет уехать. И уже как-то раз пыталась, — напомнил Алан.
— Я знаю. Но она пыталась взять с собой ребенка — и он заставил ее вернуться, так же как раньше заставил приехать сюда. И это повторится опять, если она попытается увезти его. Поэтому вы должны увезти ее без ребенка. Постарайтесь убедить ее, что мы здесь сможем обеспечить ему самый лучший уход. Все указывает на то, что если ребенок не будет постоянно находиться рядом с ней, он не будет — вероятно, не сможет — оказывать на нее какое-либо влияние, более сильное, чем просто привязанность.
— Но, если верить Уиллерсу…
— Уиллерс поднимает пустой шум, чтобы не показать, что он боится. Я его не осуждаю. За последнее время на него свалилось столько всего, что он устал и нуждается в отдыхе. Но это не значит, что мы должны позволить ему искажать факты. Он, например, как будто не видит, что так называемая «истерия» ни разу не проявлялась в отсутствие Детей…
— В самом деле? — удивленно спросил Алан.
— Без всяких исключений. Отделите ребенка от матери — или, если можно так выразиться, удалите мать от него, — и чувство принуждения начнет уменьшаться и постепенно исчезнет. Одним для этого требуется больше времени, другим меньше, но происходит именно так.
— Но я не понимаю… я имею в виду, как это получается?
— Понятия не имею. Но точно знаю: Феррелин нельзя ехать с ребенком. Зато если она решится уехать и оставить его здесь, ничто не сможет ей помешать. Ваша задача — помочь ей решиться.
Алан задумался.
— Нечто вроде ультиматума — она должна выбрать между ребенком и мной? Нелегко, правда?
— Дорогой мой, ребенок уже поставил ультиматум. Если вы не поставите свой, вам останется только капитулировать перед его требованием и тоже переехать жить сюда.
— Это невозможно.
— Хорошо. Феррелин уже несколько недель избегает этой темы, но рано или поздно решать придется. Вы должны помочь ей — во-первых, увидеть этот барьер, и затем — преодолеть.
— Говорить с ней об этом будет не просто, — медленно произнес Алан.
— Конечно, непросто, но ведь ребенок не ваш, — сказал Зеллаби. — Собственно, это и не ее ребенок, иначе я бы с вами так не разговаривал. Феррелин и все остальные — просто жертвы, втянутые в историю против воли. Этот ребенок не имеет абсолютно никакого отношения к вам обоим, кроме того, что в силу каких-то необъяснимых причин она вынуждена кормить и растить его. Он настолько не имеет к вам никакого отношения, что не принадлежит ни к одной из известных рас. Это отмечает даже Уиллерс.
— Ну, — заметил Алан, — я понял, что он просто не может пока определить расу ребенка.
— Это означает, что он опять лукавит. Он пытался — и не сумел. Однако у наших предков, не веривших слепо, как Уиллерс, в научные статьи, было название для подобного явления; они бы назвали такого ребенка «подкидышем». Многое из того, что кажется странным нам, отнюдь не казалось странным нашим предкам; они страдали лишь от религиозного догматизма, которому догматизм научный может еще и дать фору.
Идея о «подкинутых детях» далеко не нова и столь широко распространена, что наверняка есть причины, из-за которых она, возникнув однажды, продолжает существовать. О, да, подобное никогда не происходило в таких масштабах, как у нас, но в данном случае количество не влияет на качество, а лишь подтверждает его. Все наши шестьдесят золотоглазых Детей — незваные гости, подкидыши. Кукушата.
Алан, нахмурившись, сказал:
— Я со многим могу согласиться — все эти странности, принуждения; удивительное сходство друг с другом; и тот факт, что Уиллерс не может определить их расу… Но откуда они взялись? Чем больше я об этом думаю, тем труднее мне ответить на эти «как?» и «почему?».
— Пока мы можем позволить себе этого не касаться, — сказал Зеллаби. — Самое главное не то, как яйцо кукушки попало в гнездо, и не то, почему именно это гнездо она выбрала; настоящая проблема возникнет после того, как вылупится птенец, — что, собственно, он будет делать дальше? А поведение птенца основывается прежде всего на инстинкте самосохранения, инстинкте, который характеризуется главным образом крайней жестокостью.
Алан немного подумал и неуверенно спросил:
— Вы действительно видите здесь прямую аналогию?
— Я в этом совершенно уверен. Смотрите, друг мой. Одиннадцать женщин вынуждены были вновь вернуться в Мидвич, причем отнюдь не по своей воле, и любая попытка снова увести Детей дальше, чем на несколько миль от Мидвича, оказывалась тщетной. А этим Детям всего лишь несколько недель от роду. Вы, несомненно, слышали о миссис Вельт, и о Харримане тоже. Вам это ни о чем не говорит?
Некоторое время оба молчали. Зеллаби сидел, откинувшись на спинку кресла и заложив руки за голову, Алан невидящим взглядом смотрел вдаль.