Мидвичские кукушки
Шрифт:
— Еще бы, — сказал Зеллаби. — Должно быть, весьма интересно — построить такое обвинение!
— По-моему, она сомневается, что до этого может дойти, — заметила Антея.
— Полагаю, она совершенно права, — согласился Зеллаби. — Мы сделали все возможное, пытаясь сохранить тайну, а подобное судебное разбирательство станет манной небесной для журналистов со всего света. Надо полагать, доктор Хаксби будет от этого в восторге. Бедный мистер Кримм и бедный полковник Уэсткотт. Боюсь, они будут очень обеспокоены. Интересно, хватит ли тогда их влияния?..
Он на мгновение задумался и продолжал:
— Дорогая, я только что говорил
— Для некоторых это послужит толчком, — согласилась Антея.
— И если предположить, что в скором времени это может принять характер массового бегства из Мидвича, то не потребуются ли определенные меры, чтобы остановить его?
— Но если, как ты говоришь, они не хотят огласки…
— Дело не в огласке, дорогая. Меня интересует, что произойдет, если окажется, что Дети так же не желают оставаться в Мидвиче в одиночестве, как они не желали, чтобы их отсюда увозили?
— Но не думаешь же ты…
— Я не знаю. Я просто пытаюсь поставить себя на место кукушонка. В такой ситуации я сопротивлялся бы всему, что, по моему мнению, уменьшало бы заботу о моем комфорте и благополучии. Чтобы это понять, не надо быть кукушонком. Вы, конечно, понимаете, что я высказываю только предположение, но мне бы очень хотелось, чтобы Феррелин не оказалась здесь в ловушке, если произойдет что-либо подобное.
— В любом случае ей лучше уехать, — согласилась Антея. — Для начала — хотя бы на две-три недели, пока мы не увидим, что здесь происходит, — сказала она Алану.
— Очень хорошо, — сказал Алан. — С этого я и начну. Где она сейчас?
— Я оставила ее на веранде.
Зеллаби и Антея смотрели, как Алан пересекает лужайку и исчезает за углом дома. Гордон Зеллаби вопросительно взглянул на жену.
— Думаю, это будет не очень трудно, — сказала Антея. — Она очень хочет быть с Аланом, единственное препятствие — чувство долга по отношению к ребенку. Этот конфликт выматывает ее, и она очень страдает.
— А как сильно она привязана к ребенку в действительности?
— Трудно сказать. В такой ситуации на женщину очень давят традиции и общественное мнение. Инстинкт самосохранения предпочитает проторенный путь. Чтобы взяли верх личные убеждения, нужно время.
— Так как же с Феррелин? — напряженно спросил Зеллаби.
— О, я уверена, с ней все будет в порядке. Просто она еще не может решиться. Ты же знаешь, сколько ей пришлось испытать; она перенесла все тяготы и неудобства, вынашивая ребенка, как своего собственного, а теперь ей предстоит осознать биологический факт, что он — чужой, что она для него лишь «приемная мать». Это серьезно.
Антея замолчала, задумчиво глядя вдаль.
— Теперь я каждый вечер читаю благодарственную молитву, — добавила она. — Не знаю, слышит ли ее кто-нибудь, но я хочу, чтобы где-то знали, как я благодарна.
Зеллаби взял ее руку, и несколько минут они сидели молча.
— Удивляюсь, — заметил он после паузы, — как могла возникнуть столь глупая и невежественная метафора, как «Мать Природа»? Ведь Природа безжалостна, отвратительна и жестока, хотя некоторые верят, что это необходимо для возникновения цивилизации. Мы считаем жестокими диких животных, но даже самые свирепые из них покажутся почти ручными, если представить
— Гордон, — озабоченно сказала Антея, — по-моему, твои мысли постоянно возвращаются к чему-то…
— Да, — признался Зеллаби, — я опять и опять думаю о кукушках. Кукушки очень настойчивы в своем стремлении выжить. Настолько настойчивы, что остается только один выход, стоит только им попасть в чье-то гнездо. Я, как ты знаешь, гуманист; ни жестким, ни тем более жестоким меня назвать нельзя…
— Да, Гордон, — кивнула она.
— Более того, я цивилизованный человек. Поэтому я не могу заставить себя одобрить то, что сделать необходимо. И даже если мы осознаем, что выбора нет, с этим не согласятся остальные. Поэтому мы, как бедные пеночки, будем выкармливать и растить чудовище, предавая тем самым свой собственный род. Странно, не правда ли? Мы запросто можем утопить выводок котят, которые ничем нам не угрожают, но будем заботливо растить эти создания.
Некоторое время Антея сидела неподвижно, потом повернулась и долгим, пристальным взглядом посмотрела на мужа.
— Ты действительно уверен, что это необходимо, Гордон?
— Да, дорогая.
— Это на тебя не похоже.
— Я уже сказал об этом. Но и в подобной ситуации я оказался впервые. Мне пришло в голову, что тезис «Живи и давай жить другим» применим лишь в определенных границах — пока сознаешь свою безопасность. Когда же я почувствовал — как никогда ранее, — что мое положение венца творения оказалось под угрозой, этот тезис сразу же перестал мне нравиться.
— По-моему, ты преувеличиваешь, Гордон. В конце концов, несколько необычных малышей…
— Которые могут вызывать невротическое состояние у взрослых женщин, — не забудь еще и Харримана, — заставив выполнять свои желания.
— Может быть, когда они станут старше, это пройдет? Говорят, бывают случаи удивительного взаимопонимания, психической общности…
— Возможно — в отдельных случаях. Но в шестидесяти взаимосвязанных случаях?! Нет, ни о какой привязанности не может быть и речи. Это самые практичные, здравомыслящие и независимые детишки, какие когда-либо существовали на свете. Еще они, пожалуй, самые самовлюбленные, и не удивительно — они могут получить все, чего захотят. Пока они еще в том возрасте, когда им хочется не слишком многого, но позже… что ж, увидим…
— Доктор Уиллерс говорит… — начала его жена, но Зеллаби нетерпеливо перебил ее.
— Уиллерс в свое время оказался на высоте положения, так что не удивительно, что теперь он ведет себя как зазнавшийся страус. Его вера в истерию стала почти патологией. Надеюсь, отпуск пойдет ему на пользу.
— Но, Гордон, он, по крайней мере, пытается как-то объяснить…
— Дорогая, я человек терпеливый, но не испытывай больше моего терпения. Уиллерс никогда не пытался ничего объяснить. Он согласился с отдельными фактами, от которых нельзя было отмахнуться, а остальные старался просто не замечать, а это уже нечто другое.